Если вдруг это — в последний раз. Если вдруг он забудет первый или больше ее не увидит. Ну какая разница? Какая разница, что он делает, если все равно забудет? Можно творить все что хочется. Задумывать — и выполнять. Никаких сожалений. Времени немного, так почему бы не поддаться желаниям?
Когда Драко отстранился, сердце билось где-то в глотке, ее глаза распахнулись, по-прежнему храня искру удивления. Пальцы разжались, голова кружилась, не получалось определиться, было ли это самое лучшее решение. Он не смог сдержаться. Интуиция завопила задержать ее, и первой мыслью, что пришла в голову — что приходила уже какое-то время, — было поцеловать ее. Зацеловать. Сердце билось с такой силой, что вызывало одновременно желание прижаться к ней снова и спровадить в Англию.
Драко бы отступил, но ее руки не отпускали рубашку, а горячее дыхание опаляло губы. Грейнджер что-то искала в его лице, и он был бы рад знать, что она видит, потому что сам понятия не имел, как разобраться в эмоциях и скачущих мыслях.
Она облизнулась, его взгляд проследил за движением, за тем, как она пробует его вкус на своих губах, и Грейнджер шагнула назад.
— Я…
— Увидимся, Грейнджер.
Похоже, поцелуй и единственное предложение составили самое достойное прощание в его жизни.
— Именно. Обязательно.
Драко кивнул, Грейнджер втянула воздух и развернулась к двери. Он смотрел ей вслед, пока ее не скрыли деревья. Задержал взгляд в точке, где она исчезла, перевел на окно и повернулся спиной. Зашагал на задний двор — на свежий воздух, к морю.
Двадцать три
В Министерстве его взяли на оплачиваемую работу. Он даже не осознал сразу разницы: вчера ругался с Грейнджер как волонтер, а сегодня — уже как полноправный сотрудник. Спустя три дня, пока он набрасывал мантию и хватал со стола тост, мать высказала свои мысли насчет перемен в его жизни. Драко чуть не остался дома. Рассматривал стул, тарелку с завтраком, взглянул сквозь проем на путь к постели. На него снизошел покой. Всеобъемлющий и абсолютный.
За опоздание Грейнджер выклевала ему мозги, сообщив, что раз уж ему теперь платят, неплохо бы проводить время на работе. Потом придралась к оставленному на офисной тарелке маффину и рванула к столу, что Драко не преминул прокомментировать. И все. Легчайший переход за время его существования. Наличие Грейнджер должно было усложнить все в сотню раз, он бы мог стащить мантию и остаться завтракать с матерью, но легкость в принятии решения пришла в том числе из-за нее. Непонятные отношения с Грейнджер оказались наиболее интересным и любопытным опытом, что выпал ему за прошедшие пять лет, вырвали из рутины и застоя. Он чуть не стал затворником. А она его вытащила.
Драко размахнулся и вогнал топор в полено, в грудь отдалась вибрация от удара. Рубить дрова особого смысла не было, но занятие оказывало терапевтический эффект. Замах, удар, треск, отдача. Нужно было чем-то себя занять. Он уже посидел в кабинете: читать было нечего, записей не осталось. Вытащил оставшиеся в голове воспоминания и ждал, пока что-нибудь не подтолкнет на поверхность другие.
Покрасил спальню Грейнджер в цвет «ракушка», который нашел в подвале. Загадочным образом лишь одна стена в зале оказалась выкрашена в него же, хотя Драко все же припоминал, как так вышло. Попытался выровнять покосившийся комод, но отказался от этой затеи, опасаясь сломать. Купил по стеллажу в ее комнату и зал. Обтесал ветку в форму ножки, которую Грейнджер взорвала у его кровати. Починил стул, от которого она голыми руками тоже отломала ножку, постелил в зале коврик, подкрутил расхлябанную ручку. Шумел специально, выгоняя из себя и дома тишину.
Прибрался везде, раскрыл окна, выпуская затхлый воздух, игнорируя факт, что в ее комнату не ходил — лишь бы не выветрился запах чернил, книг и кофе. Вдруг он его забудет. Стащил дрова в подвал, старался внимательно отмечать дни в календаре, учился готовить без рецептов и наблюдал за морем. За морем — чаще всего.
Дни сливались друг с другом. Драко просыпался, видя перед глазами вспышки событий, которые не мог распознать. Многие дни просто выпадали из памяти, словно их и не было. Он смотрел на море, чувствуя, как жизнь проходит мимо так же, как ветер: касается и стихает, не оставляя следа. Наедине с собой, с мыслями – неустанно.
Он размышлял о проклятии, об остатке жизни, о возможном будущем — и содрогался. Забывался на середине действия, и никто не мог намекнуть хотя бы разговором, что происходит. Совершенно один. Иногда в голову приходила мысль, что, может, он умер, а сам еще этого не понял. Тишина разрывала.
Драко взгромоздил ветку на пень и, отойдя на шаг, замахнулся топором.