Драко не особо понимает, к чему эти обсуждения, если завтра он все равно о них забудет. Злость и досада доводят до изнеможения, от желания запустить книгой в стену подергивается плечо. Хочется кричать, пока не сорвет голосовые связки. Но он стоит невозмутимо, не шевеля и пальцем, только в груди что-то дрожит.
— У меня есть план, — сообщает Грейнджер с долей оптимизма, и появляется желание наслать на нее немоту, пока она не успела даже вздохнуть. — Надо опросить домовиков. В их домах разное творилось… наверное. Среди людей свидетелей не нашлось, но… эльфы могли что-то видеть.
— Он из нашего отдела, Грейнджер. И уж точно не забыл про эльфов, — голос у него усталый, Драко прочищает горло, не сводя взгляда с папок.
— А может, забыл. У эльфов другая магия, есть шанс, что у них в воспоминаниях хоть что-то осталось. Проверить стоит.
Драко кивает, теребя край пергамента.
— Я с тобой. Под чарами.
Грейнджер издает странный звук — Драко переводит на нее глаза. Она прикусывает щеку: это выражение лица слишком ему знакомо. Такой вид Грейнджер принимает, когда пытается смягчить возражения.
— Близкий контакт с магией только повредит. Если наложить чары или даже переместиться портключом…
— Я сказал, что иду.
Все равно воспоминания забываются. Из-за магии процесс всего лишь ускорится да разболится голова. И может быть, если он пойдет с ней, они справятся быстрее. Найдут Ганнса и вылечат Драко мозги, и ему не придется париться по поводу контакта с магией.
— Я понимаю: найдем Ганнса и получим контрзаклятие, но вдруг мы можем вычитать его в следующей книге.
— Это не обсуждается.
Его тон жесткий, резкий, на лице Грейнджер мелькает гнев, и она отвечает не менее тяжелым взглядом.
Н.
— Все еще не понимаю, почему у тебя замерзла голова.
Драко озадаченно поднимает глаза и отбрасывает книгу влево, в стопку помеченных крестом на форзаце, что значит: один из них ее уже читал.
— Голова?
— Да, из-за тех чар, которыми вытаскивали остаточный след и воспоминания, — бормочет Грейнджер, замолкает, уставившись в книгу, но потом все-таки смотрит на него. — Не помнишь?
— Ты осмелилась подписать тот день в моем календаре.
А еще притащила в кабинет доску, где они подробно излагали все имена, даты и выводы, к которым приходили. Можно было сколько угодно возмущаться, что она излишне сует нос в его жизнь, но доска, Драко признавался честно, весьма пригодилась.
— Но ты не помнишь?
Что-то такое в вопросе привлекает внимание Драко, он ерзает на месте, и выражение ее лица ему не по душе.
— Ох.
— А что?
Грейнджер качает головой.
— Я что-то сказал? Что слу…
— Ничего.
— Грейнджер, — предостерегает он; расстояния между ними — два шага. Она утыкается в книгу, но со своего места на полу Драко видит, как ее черты искажает нерешительность. — Меня не радует, что ты скрываешь от меня какую-то х…
— Ты меня поцеловал, — выпаливает она и с показным безразличием пожимает плечами.
— О.
Дерьмо.
Он не может вспомнить. В висках даже не стучит, как обычно бывает, когда в голове еще остается тень воспоминания. Грейнджер должна была отметить поцелуй. Не думала же, правда, что он запомнит его, каким бы значимым тот ни был. Он забывал всю свою жизнь — включая ее. Грейнджер не хуже него должна была знать: любое воспоминание, созданное с ней, живое в этот самый момент, может в следующую же секунду безвозвратно исчезнуть. Как бы ему ни хотелось помнить, как бы он ни злился, забывая, как бы ни воображал, что именно случилось, это не имело значения.
— Просто взял и поцеловал? — беспечно, едва ли не со скукой — ему такой тон удается куда лучше. Наверное, не самая лучшая реакция, но, не владея полной информацией, Драко все равно не знает, как себя вести.
— Ага, вроде того.
— Вроде того. — Кончики ее ушей краснеют, и он знает, что вот-вот загорятся и щеки.
— Мы дышали.
Дышали? Что ж, он рад, что во время столь непростой ситуации они были живы. Спроси Грейнджер про план и поиски Ганнса — получи полностью исписанную доску. Спроси о поцелуе — и вот тебе наличие дыхания.
— Да, ты — мне на шею, — она переключается с книги и, заметно сомневаясь, несмело делает к нему два шага.
Драко смотрит на нее в замешательстве, а затем — и с удивлением: Грейнджер опускается между его ног. Он убирает фолиант, возвращает на колени, неловко замирает, разглядывая ее румянец и решительное выражение лица. Она откашливается, придвигается, и Драко без какой-либо мысли бросает том на пол.
Разводит ноги чуть шире и осматривает Грейнджер с долей любопытства и опаски. Та кладет свою книгу рядом с бесполезной грудой, выпрямляется, подбородком чуть не упираясь ему в макушку, а ее шея оказывается прямо у него перед глазами.
— Вот здесь, — медленно произносит Гермиона, постукивая пальцем по конкретной точке, и у Драко заходится сердце. — А рука была у бедра, и… — она скользит пальцами ему в волосы, движением посылая мурашки от затылка вниз, а его взгляд притягивает к ее груди. — А потом ты… ты… — Грейнджер застывает и тут же выдает: — Это глупо. Я не подумала. Только хотела…