Боль дала мне секундную передышку. Я видела, как Ризанд тяжело упал на пол, но тут же снова бросился к Амаранте, выпустив когти, и ударился о невидимую стену, которой она себя окружила. Забыв обо мне, Амаранта повернулась к Ризанду.
— Ах ты, грязный предатель! — зашипела она. — Ты ничем не лучше человеческих скотов.
Один за одним все его когти втянулись обратно, оставляя следы крови. Ризанд глухо и зло выругался.
— Ты давно это замышлял!
Магия Амаранты распластала Ризанда на полу, затем приподняла и снова швырнула вниз. Нож, который он успел достать, выпал из окровавленных пальцев. Никто не бросился ему на помощь. Амаранта снова приподняла его и швырнула на пол. Как и в прошлый раз, Ризанд ударился головой, но сейчас удар был сильнее. Красный мрамор треснул, и паутина трещин потянулась в мою сторону. Избиение продолжалось. Ризанд стонал.
— Прекрати! — крикнула я, выплевывая кровь и стараясь дотянуться до ее ноги. — Хватит!
Ризанд попытался приподняться, но руки не держали его. Из носа хлестала кровь. Наши глаза встретились.
Между нами возникла странная связь. Я то оказывалась в его теле, то возвращалась в свое. Я видела себя его глазами — искалеченную, окровавленную, с мокрым от слез лицом.
Амаранта повернулась ко мне. Связь оборвалась.
— Что ты сказала, козявка? Прекратить? Только не разыгрывай из себя заботливую.
Она согнула палец — и сейчас же ее магическая сила согнула мою спину. Я ждала, что у меня вот-вот треснет позвоночник. Ризанд выкрикнул мое имя. Потом я куда-то провалилась.
Замелькали воспоминания: самые худшие и тяжелые мгновения моей жизни. Повествование, полное отчаяния и тьмы. Когда оно добралось до последней страницы, я плакала. Телесной боли я не ощущала. Я видела окровавленную молодую крольчиху, которой перерезала горло на лесной полянке. Мое первое убийство. Первая жизнь, отнятая мною.
Я помнила то отчаяние, когда у нас кончились последние деньги и мы доели последние крохи припасов. Голод погнал меня в лес. Крольчихи нам хватило только на обед. Потом я снова ушла в лес и проплакала несколько часов подряд. Я знала, что перешла черту и запятнала свою душу.
— Скажи, что ты его не любишь! — крикнула Амаранта.
Кровь на моих руках стала кровью убитой крольчихи. Кровью того, что я потеряла.
Я молчала. Любовь к Тамлину — единственное, что у меня оставалось. Пожертвовать ею я не могла.
Я видела мир черно-красным. Потом добавился третий цвет — зеленый. Глаза Тамлина. Он полз к Амаранте. Он видел, как я умираю, но не мог меня спасти. Его собственная рана затягивалась медленно, однако Амаранта не оставила ему даже жалких крупиц магической силы. Помочь мне Тамлин не мог.
Только сейчас я окончательно поняла: Амаранта не собиралась выпускать меня живой. И освобождать Тамлина тоже не собиралась.
— Амаранта, пощади ее, — взмолился Тамлин, одна его рука зажимала рану, вторая тянулась к Амаранте. — Перестань. Я готов просить прощения за то, что тогда сказал про Клитию. Смилуйся над нею.
Амаранта будто не слышала его слов. Глаза Тамлина были пронзительно-зелеными — совсем как луга вокруг его поместья. Передо мной снова замелькали воспоминания, но уже другие. Зло, угрожавшее переломать оставшиеся кости, ударило мне по коленям. Я вскрикнула, но мои глаза видели тот зачарованный лес, день, когда мы лежали в траве, утро, когда любовались восходом. Пусть это были мгновения, но я все-таки успела познать настоящее счастье.
— Скажи, что ты никогда по-настоящему его не любила, — требовала Амаранта, выкручивая мне жилы. — Признайся, что тебе все равно, кто тебя лапает и целует.
— Амаранта, пощади ее, — стонал Тамлин, кровь из его раны еще капала на пол. — Я сделаю что угодно.
— А с тобой я разберусь потом, — прорычала Амаранта, швырнув меня в яму обжигающей боли.
Этих признаний она от меня не услышит… пусть мне осталось жить считаные минуты. Если моей жизни суждено оборваться здесь, я готова. Если это называется слабостью, я готова признать себя слабой. Если это…
Вот чем были эти три месяца: медленной, ужасной смертью. Я знала ее причину: мои чувства к Тамлину. Их не заглушить никакими снадобьями, никакой болью, никаким забвением.
Амаранта могла как угодно издеваться над моим телом, но ей не разрушить моих чувств к Тамлину. Он никогда не воспылает к ней желанием. Жало его отказа всегда будет колоть ей душу.
Мир постепенно темнел, убирая остроту боли.
Как же долго я от этого бегала. А когда открылась Тамлину, своим сестрам… это была проверка на смелость, столь же мучительная, как любое из моих испытаний.
— Я жду твоего признания, коварная скотина, — шипела Амаранта.