Королевство слепых

Он щёлкнул переключателями, как это делал Кингаллис. Затем вставил кассету с катушками в гнездо и стал возиться с какими-то крошечными рычажками, пока катушка не начала проходить через устройство.

Затем Кэрролл быстро надел электроды на голову и откинулся на мягкую кушетку, чтобы погрузиться в поток знаний.

Пока машина работала, Кэрролл был в полном забвении и не мог контролировать свои действия. Машина работала без остановки, а разматывающаяся проволока передавала информацию в мозг Кэрролла. Наконец, всё закончилось, и Кэрролл сел.

За окном уже почти рассвело, и в этом слабом свете Кэрролл взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже почти шесть часов утра. Он быстро поставил кассету на место и повернулся, чтобы вернуться в свою комнату.

— Довольны собой? — спросил тихий голос.

Кэрролл подпрыгнул на фут. Затем в тусклом свете он увидел фигуру полностью одетой женщины, сидевшей в мягком кресле недалеко от двери. К его полному удивлению, он не знал, что женщины носят такие наряды.

— Кто вы? — требовательно спросил он.

— Просите, а не требуйте, — сказала она. — Почему бы не проявить вежливость?

— Мадам, я здесь пленник. Вежливость как таковая не имеет никакого значения. У меня столько же прав бродить по дому и собирать всё, что смогу, сколько у вас — посадить меня в тюрьму.

— Хороший этический вопрос, но совершенно лишённый рационального ответа, — улыбнулась женщина.

В сгущающемся свете Джеймс Форрест Кэрролл увидел, что она довольно привлекательна, хотя, конечно, и не ослепительная красавица. Когда она заговорила, её белые зубы блеснули в тусклом свете.

— Однако, — сказала она, — я Райнегаллис, сестра Кингаллиса.

Затем она рассмеялась.

— И это, — сказала она, — единственное, что вы узнали за этот вечер!

— О, я бы так не сказал, — сказал Кэрролл.

— Тогда расскажите мне, — весело попросила она, — как вы оправдываете себя.

Кэрролл сделал паузу. Почему-то ему казалось естественным, что он не должен выглядеть слабым или беспомощным перед женщиной, даже перед инопланетянкой. Но правда заключалась в том, что Кэрролл был пленником и находился во власти этой компании.

Что бы он ни делал, он делал это с их молчаливого согласия. Он услышал тихие смешки, когда объяснял, что взял запись исключительно наугад, потому что другого выхода не было.

Он не получил ничего, кроме открытой насмешки, когда был вынужден признаться этой женщине, что он, Джеймс Форрест Кэрролл, считающийся одним из выдающихся физиков Солнечной системы, оказался в положении, которое редко, если вообще когда-либо, занимал человек.

Он знал, что он знает, но он не знал, что именно он знает!

Он беспомощно рассмеялся:

— Son lava tin quit norwham enectramic colvay si tin mer vo si…

— Очень доходчиво, — ответила она по-английски. — Итак, за этот вечер Джеймс Форрест Кэрролл прошёл полный курс нашей науки, нашего языка, нашего образа мышления. И, — она весело рассмеялась, — ни о чём из этого он не имеет ни малейшего представления.

Это была хорошая попытка, Кэрролл, но она ни к чему не привела. Однако я скажу вам вот что: то, что вы узнали этой ночью, пригодится вам не больше, чем полное знание археологии для решения вашей нынешней проблемы.

А за то, что вы так старались — это весьма похвально, и мы все вас похвалим — я буду вашим гостем за завтраком.

— Спасибо, — уклончиво произнёс Кэрролл. — Надеюсь, я вас развлёк.

Райнегаллис встала и повернулась к Кэрроллу.

— Вы настоящий мужчина, — искренне сказала она. — И хотя мы вынуждены использовать вас, мы всё равно восхищаемся вами.

— Можно восхищаться упорством и способностями домашней собаки, которая прокладывает себе путь по лабиринту к куску стейка, — тихо сказал он. — И всё же мы не считаем собаку равной себе.

Райнегаллис покачала головой.

— Вам было бы приятно узнать, что вы представляете для нас угрозу?

— Я это уже знаю, — быстро ответил он. — И собака тоже представляет угрозу для человека. Собаки могут убивать. Они этого не делают, потому что знают, что их жизнь зависит от того, станут ли они другом человека.

— А вы?

Он кисло улыбнулся.

— И снова вопрос этики, — сказал он. — Что бы я ни сказал, вы знаете, что я сделаю всё, что сочту необходимым, чтобы победить вас.

— Мы никогда не примем ваши слова на веру, — сказала она ему. — Если бы это был простой вопрос личной честности и чести, мы могли бы принять всё как есть и быть довольными. Но на карту поставлено слишком многое. Человек был бы полным дураком, если бы дал слово и сдержал его, когда его будущее висит на волоске.

— Я бы не дал его, — просто сказал он. А затем повернулся к ней с загадочной улыбкой. — Значит, моё будущее и будущее Солнечной системы действительно поставлено на карту?

— Да, — ответила она.

— Тогда вы тоже представляете угрозу.

Райнегаллис улыбнулась ему.

— Разве можно назвать угрозой то, что не позволяет ребёнку играть с огнём? — холодно спросила она.

— Позвольте мне заметить, что я не ребёнок, — сердито сказал он.

— Ros nile ver tan si vol klys, — сказала она на своём родном языке. — И если бы вы знали, что я сказала, вы бы знали, что изучали ночью.