Гамаш не прореагировал. Он смотрел на изображение на экране. У них было несколько общих особенностей.
Все наркоманы. Все умерли от карфентанила.
И у всех на левом предплечье аккуратно написано «Дэвид». Хотя цифры по большей части стояли разные.
– И что это значит? – спросил коронер.
– Я понятия не имею, что это значит, – сказал Гамаш, вглядываясь в экран.
– Если кто-то примет слишком большую дозу этого карфентанила, – сказал коронер, – есть какое-то противоядие? Для спасения?
– Налтрексон, – сказал Гамаш. – Sûreté и местные полицейские сейчас получают это средство. Но…
Но если весь карфентанил попадет на улицы, то противоядия будет далеко не достаточно. И слишком мало времени, чтобы дать его нуждающимся. Карфентанил убивал слишком быстро – спасение не успевало, если только противоядие не давали немедленно.
Гамаш вернулся к телу Аниты. Он услышал ее тихий голос в автоответчике – послание, которое она оставила сегодня.
Фасьял нашла маленькую девочку. Та должна была оставаться у нее в безопасности, пока он не приедет. Но он не приехал. И она не дождалась. И теперь девочка была где-то там. Одна.
Посреди ночи, на снегу!
– Упаси ее Христос от такой смерти, – пробормотал он себе под нос, покидая морг на пути к машине.
Но он знал, что Христос не несет ответственности. Ответственность несет он, Гамаш. Молитва, самая отчаянная, ничего не изменит.
В одиночестве салона он достал телефон.
– Это что еще за хрень? – услышал он хрипловатый голос.
– Говорит Гамаш.
– О черт, простите, сэр, – прошептал молодой человек. – Мне не стоило так говорить.
– Вы видели какие-нибудь следы карфентанила? Хоть малейшие следы на улице?
– Нет, никаких. Но ожидания большие.
– Тут есть маленькая девочка, – сказал Гамаш. – В красной шапочке. Лет пять-шесть. Я хочу, чтобы вы ее нашли.
– Я не могу.
– Это не просьба, это приказ.
– Но, сэр, Шоке взяла наживку. Я думаю, оно то самое. Думаю, она его нашла.
– Дэвида?
– Да. Я не могу говорить. Если кто увидит…
Гамаш знал, что его звонок подвергает парня страшному риску. Ни один бездомный не ходит по улице с телефоном в руке. Но теперь перед ним стоял выбор.
Девочка или наркотик.
Но сейчас выбора уже не было.
– Оставайся с ней, – сказал он. – Мы пойдем по твоим следам. У тебя есть налтрексон?
– Oui.
– Удачи, – сказал Гамаш.
Он позвонил коллеге из монреальской полиции и предупредил его.
– Мы получили сигнал по сотовой, – сказал командир группы захвата. – Мы готовы выехать, как только будет команда.
– Вам понадобятся маски.
– Есть у нас маски. Вы уже там?
– Рядом. Черт! Будем надеяться, это оно.
Командир группы повесил трубку, и Гамаш направился к гнилому сердцу любимого города.
Хотя время перевалило за двенадцать, агент Клутье все еще сидела за своим столом, когда Бовуар приехал в управление полиции.
Рут, прислонившаяся к стене, сжимала тонкую разодранную голубую ткань на своем горле; она сердито посмотрела на него, когда он вошел в отдел по расследованию убийств.
– Извини, – сказал он Рут и развернул картину лицом к стене.
– Номер я переписала, – сказала Клутье. – Но я ждала – не вводила, пока вы не приедете.
– Спасибо, что дождались, – сказал Бовуар, подтянул стул к столу и кивнул ей.
– Где он? – спросила Амелия, оглядываясь.
Она находилась в проулке, примыкающем к проулку, примыкающему к заднему проезду. Найти невозможно, сюда может попасть только тот, кто заблудился. Она не сомневалась, что ни на одной карте этого проулка нет.
Но уж если ты его нашел, то никогда не забудешь. И возможно, никогда отсюда не выйдешь.
Все ее чувства были напряжены, глаза всматривались в темноту, слух обострился.
– Кто?
Голос был низкий. Спокойный. Изумленный.
Теперь уже не парнишка, а кто-то другой говорил, стоя в дверях.
Амелия повернулась и увидела фигуру. Руки скрещены на груди. Ноги расставлены. Смотрит на нее.
Она видела, что он молод. В нем было что-то такое, чего не хватало всем остальным в проулке.
Кроме нее.
Мясо на костях. И жизнь в голосе. Этот человек был живым на все сто процентов. И, как и она, он пребывал в полной готовности к любым неожиданностям.
– Дэвид, – сказала она.
– Да, я слышал, что ты меня ищешь.
– Ты Дэвид?
Он рассмеялся и отошел в сторону от дверного прохода. Но в проулке стояла темнота, и она не могла толком его разглядеть. Он кинул маленький пакетик в парнишку, который схватил его и тут же исчез.
– Нет, – сказал он. – Я не Дэвид. Дэвида ты уже знаешь. Довольно хорошо знаешь.
Мысли Амелии метались. Что она упустила?
– Покажите ей, – сказал он, и наркоманы и торговцы, стоявшие у кирпичных стен, покрытых пленкой замерзшей мочи, задрали рукава.
У всех на предплечье она увидела имя «Дэвид».
Теперь закатал рукав человек, говоривший с ней. Даже с расстояния в несколько футов Амелия видела татуировки. Но не имя.
И что это значило? Мысли ее в поисках ответа скакали как сумасшедшие. Какой-то смысл в этом был.
У всех на предплечье было имя «Дэвид». У всех, включая и ее. У всех, кроме него.
Наверно, он соврал. Наверно, он и есть Дэвид. Зачем ему писать собственное имя у себя на руке? Ведь так?