Королевство слепых

Он прижимался к ней всем телом.

– И ты для этого заявилась, да? – Он потерся о нее передом. – Я тебя помню, малютка. Амелия.

Дилер произнес ее имя протяжно, словно протаскивая по грязи.

– У тебя меня интересует одно, – сказала она, сунув ему руку в пах. – И не это вот.

Она сжала руку. Хотя то, что в ней оказалось, было мягким. Словно варежка в его штанах.

– Вот оно, малютка. Нажми посильнее.

Амелия перенесла руку от его паха на горло и ухватила точно так, как ее учил инструктор по боевым искусствам в академии.

Она сжала пальцы:

– Так нравится?

Его зрачки расширились. А она сжала горло еще сильнее.

Глаза стали вылезать из орбит. А она продолжала давить.

– Амелия, – сказал Марк, – прекрати. Ты его удушишь.

– Невелика потеря, – прорычала она. И продолжала давить, пока не почувствовала, что его трахея вот-вот порвется. – Мне нужен новый винт. Я ради этого проделала весь путь из Ванкувера. И если не найду его, возьму что-нибудь другое. Сме-ха. – Она сжала еще сильнее. – Ра-ди. – И еще.

И увидела ужас в его глазах.

Все отступили, включая и Марка, а дилер производил булькающий звук.

– Прошу прощения. Ты что-то сказал? – спросила Амелия и принялась свободной рукой обшаривать карманы, а его глаза тем временем поползли на лоб.

Она нашла пакетики с таблетками. Пакетики с порошком.

Но не то, что ей требовалось. Переложила пакетики в свой карман.

Потом отпустила его.

Он закашлялся, забрызгал слюной, потом стал падать на нее. Амелия отошла в сторону, и он лицом ударился о стену, а она пригвоздила его еще сильнее.

– Я тебе не «малютка», придурок. Я настоящая сука, – прошипела она ему в грязное ухо. – Но ты знаешь, что я еще такое, ты, пустоголовый кусок дерьма? – Она повернула его голову, чтобы он мог ее видеть. – Я одноглазый. Скажи об этом своему поставщику. Скажи ему – пусть будет поосторожнее.

Амелия в последний раз толкнула его, развернулась и пошла прочь. Марк засеменил за ней.

– Это что ты устроила? – спросил он. – Ты что делаешь? Они тебя убьют.

– Может, убьют. А может, нет. Мне в принципе все равно. – Она протянула ему бо́льшую часть пакетиков. – Один твой. Остальные продай.

– А ты?

Он спешил по заснеженным улицам, пытаясь не отставать от нее. Шел, обхватив себя руками за грудь; его куртка была слишком тонка, чтобы не мерзнуть в морозный вечер.

– А мне нужно отыскать что-нибудь получше.

На следующее утро она проснулась в комнате Марка. На кровати Марка. На которой сидел Марк, уставившись на нее.

– Господи боже, Душистый Горошек, ты что вчера нашла? Когда я тебя оставил, ты искала новую чуму. Нашла?

Она отрицательно покачала головой.

– Как я сюда попала?

– Я тебя принес. Нашел в проулке. Я точно думал, что ты померла. Но ты только отрубилась. Ты что приняла?

Она провела рукой по лицу, чувствуя то ли сухие катышки из глаз, то ли слезы на щеках.

– Не знаю.

Амелия и раньше накачивалась до бессознательного состояния. Много раз. Но никогда так. Ее голова словно раскалывалась, дыхание давалось с трудом.

Она попыталась вспомнить, что случилось предыдущим вечером. Но видела только вспышки, которые крутились и раскачивались в ее памяти. Желудок выворачивало, она почувствовала, что ее вот-вот вырвет.

Одно воспоминание все время возвращалось к ней.

Маленькая девочка. Лет шести или семи. Ярко-красная шапочка с логотипом «Монреаль канадиенс» на голове. В варежках из лосиной шкуры – пакетик с наркотой.

Девочка раскачивалась на ногах. Смотрела перед собой.

Но Амелия знала, что это не столько воспоминание, сколько галлюцинация. Вызванная придурком-дилером, назвавшим ее «малюткой».

– Ты произвела сильное впечатление, – сказал Марк, садясь на кровать рядом и подтягивая на ней одеяло. – Все хотят знать, кто ты.

– И что ты им сказал?

Марк обнял ее, прижал к своей костлявой груди. Говоря в ее грязные волосы, сквозь которые его голос звучал приглушенно, он сказал:

– Я сказал им, Душистый Горошек, что ты одноглазый.

Глава семнадцатая

Арман потянулся к торчащей руке. К телу, которому принадлежала рука.

– Что там? – прокричала Мирна.

Прижатая к земле за ним, она не видела ни что он делает, ни почему. Но она почти чувствовала его лихорадочные движения.

Она попыталась открыть глаза, но пыль в воздухе не позволила ей сделать это. Билли, который располагался лицом к ней, тоже не мог открыть глаза. И его руки плотно держали ее.

Но Арман глаз не закрывал, он сосредоточился на руке. Надеясь увидеть движение, он тянулся к ней пальцами.

Он подался вперед насколько мог. Но был не в состоянии дотянуться в полной мере. Достать.

– Что? – спросил Бенедикт. – Что происходит?

– Тут кто-то погребен вместе с нами. Я вижу руку.

Бенедикта стал одолевать кашель, и Арман расслабил тело, поняв, что слишком сильно давит на парня. Что, пытаясь дотянуться до того, кто, скорее всего, мертв, вредит живому.

Они услышали над собой крики и движение.

И все же Арман продолжал тянуться. Бессознательно подражая «Сотворению Адама». Два пальца, почти соприкоснувшиеся. Но если Микеланджело изобразил зарождение жизни, то Арман знал, что он тянется к смерти. К чьей-то смерти.

– Кто это? – спросил Арман.