Он ехал по Монреалю, чтобы подхватить Гамаша, и ничего не мог с собой поделать – ощущал очень-очень слабый запах. Розовой воды и сандалового дерева.
И снова видел его добрые глаза. Умные. Вдумчивые. Они пытались передать что-то тупоголовому молодому агенту в облаке «пошел в жопу».
Он смотрел на пешеходов, которые уворачивались от струй грязи, разбрызгиваемых машинами. На пожилых мужчин и женщин, которые цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. На людей, вышедших из магазинов и прихваченных лютым холодом.
А Жан Ги представил себе, как он идет с семьей по берегу Сены. Как водит их по галереям, соборам и паркам Парижа. Как отправляется в недельную поездку в Прованс. На Ривьеру. Где солнце отражается от вод Средиземного моря, а не от снега.
Глава двадцать вторая
– Рут, ты что делаешь? – спросила Мирна.
Клара и Габри перестали стучать по клавиатуре компьютеров и оторвали глаза от экранов.
Все четверо приехали в Кауансвилл и теперь сидели в компьютерной комнате местной библиотеки, каждый за ноутбуком, вокруг большого стола для конференций.
Они пришли сюда ради высокоскоростного Интернета.
Рут, узнав, куда все направляются, присоединилась к ним.
Теперь старая поэтесса сидела за ноутбуком, ее пальцы быстро и шумно скакали по клавиатуре: она скорее стучала, чем нажимала. Удовлетворенное выражение на ее лице испугало бы даже Чингисхана.
– Ничего, – объявила Рут.
Она неплохо освоила компьютерную грамотность и в свои восемьдесят с небольшим покорила Интернет.
«Как способ расширения своей империи», – угадал Габри.
Если бы темная сеть существовала на самом деле, Рут Зардо ее бы нашла. И завоевала. Стала бы ее императрицей.
«Королевой троллей», – сказал Габри, а Рут не стала ему возражать.
Впрочем, они знали, кого она троллит. Не школьников. Не людей, которых презирали за то, что они не похожи на других.
Рут троллила тех, кто троллил их.
Нападала на нападавших.
– Мадам Зардо, – сказала библиотекарша, когда они появились.
Она чуть ли не поклон отвесила, когда, прихрамывая, вошла Рут. Старая, плохо держащаяся на ногах. Сгорбленная.
Но, сев за стол перед «своим» ноутбуком, она стала проворной. Сильной. Непреклонной. Безжалостной. Ни один грубиян не мог скрыться от нее. Компьютерное пиратство Рут достигло таких масштабов, что ей уже вполне можно было снимать с мачты «Веселый Роджер».
Библиотека собиралась переименовать компьютерную в ОТЛИЧНую комнату.
– Что она делает? – шепотом спросила Клара у Габри.
– Понятия не имею, – ответил он.
– Есть что-нибудь? – спросила Мирна, и Клара повернула к ней свой ноутбук.
Клара вошла в австрийский реестр рождений, смертей и браков. Поскольку в мире пробудился интерес к родословным, власти этой страны выложили архив в онлайн.
Она исследовала семейство Баумгартнер – их корни и ответвления. Возвращалась назад во времени.
Когда они ответвились от Киндеротов.
А потом она стала исследовать и Киндеротов. Чтобы узнать, когда они ответвились от Ротшильдов. Если только такое и в самом деле имело место.
– Занятно, но я немного запуталась. Кто с кем в родстве, потом фамилии менялись не только в замужестве, но и во избежание дискриминации. Еврейские фамилии становились христианскими. Да ведь менялись не только имена – многие принимали христианство. Но вот видишь здесь?
Она показала на какой-то старинный документ. Фамилия изменилась с Розенстайн на Розе. Но над Розе осталась звезда Давида. И сохранялась на протяжении поколений.
А потом все пресеклось. Образовалось только пустое пространство. С единственным обозначением «10.11.38».
– И что это значит? – спросил Габри.
Мирна молчала. Смотрела. Она знала, но не могла сказать. Смотрела на имена. Возрасты.
Хельга, Ганс, Ингрид, Хорст Розе. Все родились в девятьсот двадцатые. Со звездами рядом с их фамилиями.
А потом простое обозначение. 10.11.38.
А потом – ничего.
– Это дата, – сказала наконец Мирна.
Рут подалась к экрану Мирны. Потом вернулась к своему компьютеру.
– Kristallnacht[37]
, – пояснила она, еще ожесточеннее молотя по клавишам. – Десятое ноября тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Когда добрые, порядочные люди показали, кто они есть на самом деле, и набросились на соседей. Евреев.– Kristallnacht, – уронила Мирна. – Из-за всего этого разбитого стекла.
– В ту ночь разбили нечто большее, чем стекло, – сказала Рут. – Особой жестокостью прославила себя Австрия.
Она говорила так, будто присутствовала при этом, и, хотя на ее лице застыло бесстрастное выражение, а голос звучал ровно, ее пальцы еще сильнее долбили по клавишам. В гонке.
– Баумгартнеры? – спросила Мирна. – Семья баронессы?
– Похоже, они уехали до холокоста, – сказала Клара. – Я пытаюсь их найти. Интересно, что их не называют «барон» и «баронесса».
– Так, может быть, они проиграли дело? – спросила Мирна.
– Мне кажется очевидным: проиграли.
– Шломо Киндерот оставил наследство обоим своим сыновьям, – сказала Мирна. – Ты нашла ту часть семьи, которая стала Баумгартнерами. А что другая ветвь?
Несколько секунд Клара стучала по клавишам.