Гунд читал, вскинув брови, потом посмотрел на телефон и попытался примирить то, что читает, и то, что слышит. Теперь низкий голос говорил:
– Сила. Nein. Я почти нашел. Воля. Вот оно. Gott im Himmel. Danke[39]
. – Послышался вздох. – Воля. Воля будет частью его.– Старший суперинтендант Гамаш, – сказал Гунд, – если я вас правильно понял, вы просите меня найти судебное решение по завещанию.
– Ja, ja. Именно так. Это пожилой событие.
Гамаш поморщился не столько от запаха рыбьего жира на печенье, сколько от обволакивавшей его чепухи, производимой собственным ртом.
– Старое дело, – сказал инспектор Гунд.
– Ja.
– Вы можете назвать мне имя завещателя и дату завещания?
Гамаш назвал, считывая с копии перед ним.
Еще он продиктовал Гунду свой личный электронный адрес.
– Я вам сообщу, как только получу информацию. Насколько я понял, вы ведете расследование убийства?
– Ja. Danke schön.
– Bitte schön.
Гамаш повесил трубку, чувствуя, что разговор прошел и хорошо, и плохо. Был утешительным и тошнотворным. Успешным и унизительным. И почти наверняка не немецким.
«Такой тохес» [40]
.Глава двадцать третья
Инспектор Дюфресн уже прибыл с командой криминалистов. Их машины были аккуратно припаркованы вдоль дороги; люди ждали сигнала старшего инспектора Бовуара, чтобы присоединиться к нему.
Когда Бовуар постучал в дверь Энтони Баумгартнера, ее открыла сестра Энтони, Кэролайн.
Высокая. Изящная. Единственным свидетельством ее горя были круги под глазами.
Бовуар представился, хотя и не назвал возглавляемый им отдел, и сказал:
– Насколько я понимаю, вы знаете месье Гамаша.
Кэролайн пожала руку Бовуара, а увидев Гамаша, подошла к нему.
Обняла.
Действие было таким быстрым и, возможно, удивило ее больше, чем его.
Будучи главой отдела по расследованию убийств, Гамаш знал, что люди по-разному реагируют на смерть. Эмоциональные люди могли закрываться. Сдерживаться из страха перед тем, что может случиться, если они потеряют контроль над собой.
Сдержанные люди становились эмоциональными и более не могли совладать со своими чувствами.
Сильные слабели. Слабые становились сильнее.
В горе люди становились собой и не собой.
Кэролайн обняла его.
Потом провела обоих в гостиную.
Гамаш знал, что квартира вскоре будет обыскана криминалистами, ждущими на улице. Жизнь Энтони Баумгартнера будет обнажена, как и его тело теперь.
Рассмотрена. Анатомирована.
Растащена на части. Когда они, как коронер, будут искать причину смерти.
Доктор Харрис сделала свою работу. Энтони умер от удара по голове. Но их работа только начиналась.
Когда они вошли в гостиную, Гуго Баумгартнер шагнул вперед и протянул руку, но при этом выглядел как садовый гном. Практичный, безмолвный, уродливый. И в то же время этот кряжистый маленький человечек казался главным в изящной комнате.
– Это моя невестка, Адриенна Фурнье, – сказала Кэролайн. – Адриенна, это старший инспектор Бовуар и старший суперинтендант Гамаш.
Они выразили соболезнования.
– Merci. Это ужасно. Боюсь, я так еще и не осознала случившееся. Все жду – вот сейчас Тони появится в коридоре в своих тапочках. – Она улыбнулась. – Я вижу, вы немного смущены. Мы с Тони в разводе уже несколько лет, но сумели остаться друзьями. Вероятно, и дальше так бы оно все и шло.
– Вероятно? – спросила Кэролайн.
Адриенна стрельнула в нее глазами, но вопрос проигнорировала.
– Но мы родили прекрасных детей.
Адриенна была женщиной среднего роста, стройная, хорошо одетая, чуть за пятьдесят, с крашеными темно-каштановыми волосами, продуманным макияжем. Одежда на ней отличалась стилем, но при этом без всякой показушности.
– Прежде чем мы начнем… – сказал Бовуар, сев на стул, указанный ему Кэролайн. – У меня для вас новости. Плохие новости.
Гуго фыркнул, повернувшись к Кэролайн, когда она посмотрела на него.
– Что еще? – спросил он. – Будто в такое время могут быть хорошие новости. Все новости – дерьмо. – Он посмотрел на Адриенну. – Извини.
Его прежняя невестка смотрела на него с выражением, близким к удивлению. Наверняка с приязнью.
– Ты прав, Гуго. Дерьмо все это.
Кэролайн отвернулась, дистанцируясь от них. Гамаш не мог не представить себе айсберг, отколовшийся от материка.
И поплывший вдаль.
Впрочем, подозревал он, на самом деле это случилось давно. Кэролайн могла придрейфовать поближе, но всегда оставалась сама по себе. Чувствительной к потокам и подводным течениям. Приливам и струям мнений и суждений.
Вероятно, с самого детства.
За ними он видел фотографии на полках. И хотя снимки находились далеко, а глаза у него все еще слезились, он разглядел серебряную рамку и туманное изображение трех улыбающихся детишек. В мокрых, провисших купальных костюмах. Загорелые руки свободно лежали на плече того, кто рядом.
Кэролайн в центре, братья по бокам.
Была ли она счастлива тогда? Счастлива когда-то?
Или трещина уже начала образовываться? Охлаждение, затвердевание. Дистанцирование.
Было ли это в ее характере, или что-то случилось?
И всегда, всегда на заднем плане Гамашевых мыслей главный вопрос.
Почему один из них мертв?