– Да, такая мысль приходит в голову. Составление отчетов. Написание сопроводительных писем. А не работа с бумагой.
– Но я получаю отчеты по обычной почте, – сказал Гамаш. – Не по электронной.
– Да, в целях безопасности большинство отчетов все еще рассылают обычной почтой, – сказала она. – Электронную рассылку могут хакнуть. Но отправка по почте – это последний этап, обычно обязанность секретарей. У месье Баумгартнера не имелось никаких оснований держать на руках распечатки. И уж конечно не дома. Использовать их он не мог никак.
– Использовать законным образом, – уточнил Бовуар.
– Вот именно.
– А какой же незаконный способ? – спросил Гамаш.
– Он мог принести эти отчеты домой, потому что не хотел, чтобы их видел кто-то другой. – Она посмотрела на аккуратную стопку у ноутбука. – И определенно он не хотел, чтобы их увидел его секретарь, который сразу бы понял, что дело тут нечисто.
– И чем оно нечисто? – спросил Бовуар.
– Пока я не посмотрю по его компьютеру, я не могу быть уверена. Но и без того легко понять, что письма адресованы разным людям и отражают сведения о портфелях на миллионы долларов. Транзакции были проведены. Акции куплены и проданы. Отчеты выглядят вполне себе законными.
– Но таковыми не являются? – спросил Гамаш.
– Возможно, – ответила она. – Но я не уверена.
Старший суперинтендант Гамаш кивнул. Финансовые преступления находились в юрисдикции Sûreté. Каждый год они выявляли массу нарушений. Одни мелкие и исключительно глупые. Некоторые не пересекали черту, но подходили близко к ней. К той, которую, по мнению Гамаша, следовало изменить, о чем он не раз приватно говорил премьеру.
Другие не столько пересекали черту, сколько прорывали туннель под ней. Глубокий. Темный. Долгоиграющий.
А когда их находили, личные накопления превращались в пыль. Исчезали пенсионные фонды. Разорялись люди. Часто старики, которым уже не суждено было встать на ноги.
Злонамеренные действия, приводившие к трагедиям. Мошенничество, воровство, совершавшиеся не только на протяжении многих лет, но и за ланчем, за обедом, на свадьбе, на бар-мицву, на крещение. Когда финансовый советник, бухгалтер, управляющий все больше и больше втирались в доверие к семье. Постоянно обворовывая ее.
В конечном счете кто еще мог лишить вас всех средств, если не тот, в ком вы никогда не сомневались.
Гамаш посмотрел на бумаги, потом на экран. Потом оглядел удобный кабинет.
Наконец он поднялся.
– Позвоните в «Тейлор энд Огилви», – сказал Бовуар, тоже встав; встала и агент Клутье. – Узнайте все, что можно, об Энтони Баумгартнере. Но только осторожно.
– Да, сэр.
– И узнайте, что удастся, о финансах самого Баумгартнера. Его счетах, тайных и открытых.
– Oui, patron.
Голос ее звучал хрустяще. Уверенно. Возбужденно.
Это она умеет делать. И умеет хорошо.
Гамаш последовал за Бовуаром в гостиную.
Когда Жан Ги позвал Армана, у того в голове был один вопрос, который он хотел задать. Теперь их стало множество.
Глава двадцать пятая
Они смотрели на старшего инспектора Бовуара так, будто тот сошел с ума.
Словно он, как Гамаш ранее этим днем, перешел на язык, которого не существовало в природе.
– Тони? – переспросила Адриенна. – Воровал у клиентов? – Она почти рассмеялась. – Нет, конечно!
Она посмотрела на Кэролайн и Гуго – те тоже отрицательно качали головой.
– Вы не знали моего брата, – сказала Кэролайн. – Он был не способен на такое. Да бога ради, он в хосписе волонтерствовал.
Вряд ли это что-то доказывало, хотя какой-то смысл в себе и несло. Гамаш понимал, что пыталась донести до него сестра покойного.
Только самый ужасный человек станет красть у клиентов. Ее брат поступал достойно, волонтерствуя в хосписе. Значит, он не был ужасным человеком.
Конечно, из этого ничего не следовало. Огромное число преступников в других сторонах своей жизни оставались примерными гражданами.
– Месье? – обратился Бовуар к Гуго Баумгартнеру.
Гамаш слушал и наблюдал. Сосредоточенно.
– Я бы скорее поверил, что я сам сделал что-то в таком роде, но не Тони. Он категорически не мог совершить ничего неэтического. Я уж не говорю – криминального.
– Просто из интереса, – сказал Бовуар, обращаясь к Кэролайн. – До того как он сам сказал, вы знали, что он гей?
Она отрицательно покачала головой, ошеломленная такой переменой темы.
Бовуар посмотрел на Адриенну и Гуго – те тоже покачали головой.
– Можно ли тогда сказать, – тихо проговорил он, – что вы не знали брата так хорошо, как вам казалось?
Щеки Кэролайн тут же покрылись румянцем, а на лице Гуго впервые появилось рассерженное выражение.
– Это разные вещи, – сказал Гуго. – Одно дело природа – она никак не сказывается на свойствах личности. А другое дело – сознательный выбор. Люди сами идут на нарушение закона. А быть геем или нет, они не выбирают. То, что мой брат родился геем, не делает его преступником.