Королевство слепых

– А как насчет Оноре? – спросила Анни с напускным ужасом.

– Мы еще и не то можем. Беги, женщина, беги.

Арман закатил глаза, а Рейн-Мари рассмеялась и подумала: что случится, если кто-нибудь раскроет блеф Армана и поймет, что дальше двух строчек он эту жуткую балладу не знает.

– Работа? – спросила она, показывая кивком на компьютер.

– Немного и работа.

– Хочешь, чтобы я остался? – спросил Жан Ги.

– И пропустил coq au vin?

– Там будет Рут. Так что плюс на минус будет ноль.

– Мирна приготовила свою «поротую» картошку, – сказала Рейн-Мари.

– Ну, ты за главного, – сказал Жан Ги Арману, и в этот момент через открытую дверь на них хлынул холодный воздух.

Анни, Рейн-Мари и Жан Ги повернулись и крик-нули:

– Скорее дверь!

Этот хор был ему знаком лучше, чем национальный гимн.

– Ух, до чего холодина! – услышали они, потом раздался топот ног. – А эта крошка, – продолжил голос Бенедикта, – не торопится справлять свои дела.

Арман улыбнулся. Бенедикт не мог заставить себя сказать «какать» или «писать». Он знал, что молодой человек говорит о Грейси, и сочувственно к нему относился. Он провел немало холодных вечеров, умоляя это маленькое существо сделать уже что-нибудь, кроме как гоняться за Анри.

Бенедикт взял на себя обязанность в обмен за комнату и стол, которые ему предоставили до возвращения пикапа, выгуливать собак.

Гамаш чувствовал, что они за это в долгу перед Бенедиктом.

– Я тебе принесу что-нибудь, – сказала Рейн-Мари, целуя Оноре в макушку, потом она погладила лицо Армана, поцеловала в губы и прошептала: – Meyn tayer.

Он улыбнулся.

– Это по-немецки? – спросила она, глядя на экран.

– Да. Мне требуется время, чтобы прочесть.

– Глаза у тебя все еще болят? – спросила она, заглядывая в них и видя, что они все еще опухшие.

– Мой немецкий немного заржавел, – сказал он.

– Заржавел. В переводе с немецкого это значит «никогда не существовал»?

Он рассмеялся:

– Практически – да.

Она снова посмотрела на экран:

– Длинный текст. Кто тебе прислал?

– Один полицейский из Вены.

Рейн-Мари завязала шарф на шее.

– До скорого.

– Приятно провести время.

Арман вернулся к компьютеру, нагнулся над Рей-Реем, вдохнул его аромат и продолжил читать о разрывающей себя на части семье.

Жан Ги поглядывал на кусочки курицы с грибами и сочной, ароматной подливкой рядом с горой картошки.

«„Поротой“ картошки, – настаивала Мирна. – Не просто пюре».

Он так проголодался, что у него слезы просились из глаз.

– Значит, это правда, – сказала Рут. – Сына баронессы убили.

Жан Ги еще раньше, когда они только пришли на обед, сообщил об этом Кларе и Мирне, отведя их в сторонку. А когда к Кларе стали приходить другие гости, слух стал распространяться.

– Я думала, ты врешь, – сказала Рут Мирне.

– Зачем мне врать по такому поводу?

– А зачем тебе говорить, что твоя библиотека – магазин? – спросила Рут. – Ложь – твое природное качество.

– Это магазин, – раздраженно сказала Мирна. – Не думай, будто я не вижу, как ты выносишь мои книги под курткой.

– О, ты многого не видишь, – сказала Рут.

– Например?

– Например, Билли Уильямса.

– Я вижу его. Он разгребает мою тропинку и моет мою машину.

– Мою машину он не моет, – пробормотала Клара; она поймала взгляд Оливье, и они оба ухмыльнулись.

– И что это должно значить? – спросила Мирна. – Он хороший человек, только и всего.

– Тогда почему его нет здесь? – спросила Рут.

– Здесь? – переспросила Мирна, оглядываясь. – С какой стати ему тут быть? Тут разве что-то нужно чинить? – спросила она Клару.

– Я вынуждена сказать «да», – сказала Рут, и Роза рядом с ней кивнула.

– Давайте поменяем тему, – сказала Рейн-Мари.

– Ну, если тему убийства мы исчерпали, – сказала Рут, – а предрассудки нашей библиотекарши не позволяют нам говорить о…

– Предрассудки? У меня нет никаких…

– Я сегодня видел одну из твоих картин, – вставил Жан Ги первое, что пришло ему в голову.

– Ты же знаешь, ты с предрассудками, – сказала Рут. – Ты видишь только то, что на поверхности, и выносишь суждение. Билли Уильямс – всего лишь рукастый мужик.

– Одну из моих картин? Правда? – спросила Клара. – Где?

– Вернее, копию, – сказал Жан Ги. – Одну из нумерованных копий.

– Уж чья бы корова мычала, – сказала Мирна. – Ты разве видела в баронессе кого-нибудь другого, кроме уборщицы? Ты хоть имя ее знала?

– Не настало ли тебе время сделать предложение Габри? – спросила Анни у Оливье, подбрасывая дровишки в костер разговора. – Мы все ждем.

– Ждете? – спросил Габри. – Если он прождет еще немного, то я не смогу надеть на себя свою выходную одежду.

– Вот и весь твой ответ, – хмыкнул Оливье.

– Не обязательно знать, кого как зовут, чтобы о нем заботиться, – заявила Рут.

– И ты заботилась? – сказала Мирна. – Ты даже не знала, что она умерла.

– Я видел твою картину в доме Энтони Баумгартнера, – произнес Жан Ги громким голосом.

– Покойника? – спросила Клара.

– Слушайте, я же думала, что нам не разрешается говорить про убийство, – сказала Рут. – Это несправедливо.

– Мы не говорим об убийстве, – возразил Жан Ги. – Я говорю об искусстве.

– Ты? – в один голос произнесли Анни, Габри, Оливье, Клара, Мирна, Рут и даже Рейн-Мари.