Ежегодно осенью проводится творческий конкурс, принять участие в котором может любой желающий, чрезвычайно талантливый и неглупый, или заурядный, подающий смутные надежды, слабые, как мерцание тусклой свечи.
К десятому классу моя дружба с Алиной сделалась особенно нежной.
Она приглашала меня на бесплатные художественные выставки и не без усердия учила несложным техникам рисования акрилом, гуашью и пастелью.
Я неустанно слушал её советы и, при необходимости спрашивая подробные разъяснения, записывал важные моменты в аккуратную толстую тетрадочку, что бережно хранила записи с обширными комментариями и быстрыми рисуночками.
В иной раз я просматривал с осторожностью неразборчивые пометки, точно волнуясь их потерять. Тогда приходила неизменно жизнерадостная Алина, моя Виноградинка, и страхи на время таяли, как миражи.
Мы оставались после уроков, обменивались идеями. После я подыскивал новые книги в библиотеке, просил Алину подождать и списывал домашнее задание. Она молча присаживалась за компьютер, редко оборачивалась, чего-то вдруг смущаясь, и шептала что-то смешное на ухо.
Осенью она попросила пойти вдвоём на конкурс. Я поначалу вовсе не думал появляться, но вскоре невольно поддался разыгравшемуся любопытству (этому поспособствовала, конечно же, Алина) и решил присутствовать на нём, но в качестве зрителя.
Вечером в актовом зале было тесно и неуютно, как в закрытой бочке. На высокой сцене с развешенными маленькими лампами проходила подготовка парного танца. Старшеклассницы настраивали аппаратуру; рядом был придвинут длинный стол для жюри. Под ступенями стояло школьное пианино из красного дерева.
Я отыскал Алину, подсел совершенно близко к ней, чуть не коснувшись пышного бархатного рукава, скрывающего розовое нежное плечо, душисто-сладкое, как весенний гиацинт. Отчего-то мне было робко, и я с трудом преодолевал смущение.
– Как я рада, что ты пришёл!
– Уж лучше бы отказался.
– Но ты ведь не отказался. Молодец! Иначе зачем нам то, чем мы, собственно, занимаемся? Сегодня такой светлый день! – проговорила она с неудержимым восторгом. – Я обязательно расскажу тебе, как проводится конкурс. Он очень хороший, вот увидишь. Будут выступать разные дети, но ты не сердись, если увидишь бездарность, только не злись. Я знаю, как ты чересчур серьёзно подходишь к творчеству, но, поверь мне, даже лентяй бывает талантливым.
– Я и не думал никого судить. На это жюри есть. А мне это не интересно, Виноградинка. Я пришёл, чтобы посмотреть на детей, на танцы и песни, на тебя, – закончил я довольно тихо.
Алина, несколько удивившись, смущённо сказала:
– Ты что-то перепутал, я не участник. Я просто люблю наблюдать за всем, что происходит на конкурсах. Особенно меня умиляют самые маленькие детки. Они и сегодня пришли. Посмотри! – Алина указала ладонью на второй ряд слева, откуда высовывались пушистые, словно одуванчики, головы третьеклассников. – Они будут петь и одновременно танцевать. Здорово, не правда ли?
– Здорово, – охотно подтвердил я и добавил: – Когда же всё начнётся?
– Совсем скоро! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как всё закончится. Расстроился, что я не выйду на сцену?
– Нет. Зачем расстраиваться из-за такого пустяка? – спросил я неискренне. – Ты рядышком. Это уже хорошо.
– Если я попробую поучаствовать, то у меня закружится голова. Свалюсь, всем праздник испорчу. К тому же, я привыкла к баночкам, кисточкам. Так что, я лучше посмотрю. И ты, пожалуйста, смотри не на меня, а на выступающих! – сказала Алина и нервно облизнула губы.
Она поспешила к лучшей подруге, которая пришла на конкурс с младшей сестрой, одетой в тугую балетную пачку. Как только они заговорили, меня чёрным плотным кольцом окружили заметно подросшие Тени.
– Так, что это у тебя, забавный мальчишка? Что ты забыл в школе? Занятия ведь давно кончились. А, всё нам ясно! Хотел впечатлить Алину и припёрся на этот маскарад, как дурак?
– Сами вы дураки. Мы поём, рисуем, пишем, танцуем, играем и веселимся, выпускаем на волю внутреннего ребёнка. Это называется конкурс. Участники показывают, на что они способны.
– Конкурс? Звучит забавно! Под стать забавному мальчишке, который никого не выпускает. Как выпустить ребёнка, если ты и есть ребёнок? Он там ожидает чего-то? И ребёнок такой же, как ты? Как-то глупо!
Тени страшно задумались и спрятались за стулом.
– Мы хотели бы с тобой откровенно поговорить. Мы понимаем, что ты упрямишься, стараешься бороться. Только сложно освободиться от Скорби, невыносимо тяжело нести нас на хрупких плечах. А ты несёшь на удивление удачно, держишься стойко и уже отыскал один неплохой метод. Рисование, кажется? Мать рыдала тридцать два часа подряд, когда узнала о твоей страсти к ярким цветам.
– Я не хочу ничего слышать о Матери, – сказал я не без отвращения. – Нельзя так долго плакать. Скажите, чтобы она остановилась. И если бы я был сообразительным, то догадался сразу после вашего появления о пользе рисования. А так, возможно, вы имеете дело с глупым мальчишкой. Но даже сейчас я верю вам отчасти. Может, это из-за папы или карт. Ай, будь они неладны! Отвалите!