Помню, как их компания подложила мне нечто совершенно неожиданное и мерзкое в кроссовки. Тогда я спустился по лестнице в носках и подошёл к одному из низкорослых кустов, что рос по левую сторону от асфальтовой дорожки, не знал человеческой заботы, а потому всегда был хилым и сереньким. Вытряхнул из кроссовок в траву, отмеченную яркими цветами, белых личинок. Жирные опарыши тупо сталкивались друг с другом и упорно лезли на высокие, оставшиеся после летней отработки, стебли, казалось, желая вновь попасть в тёмное и сухое местечко, которое им устроили гигантские человеки. Я сунул руку под ортопедическую стельку и, почувствовав пальцами оставшиеся крохотные тельца, вынул их на свет. Внутри меня клокотала звериная злоба. Передавив опарышей, я надел почти не замаранные кроссовки и убежал на карусель, чтобы выпустить пар.
Я не принимал участие в жизни школы в отличие от Серёжи. Он участвовал в конкурсах, в которых демонстрация сообразительности, ловкости и красноречия приравнивалась к успеху. (Состязания обычно были связаны с подвижными спортивными играми.) Серёжа не останавливался после первых побед. Он продолжал всюду успевать, получать грамоты, а я украдкой посматривал на него и временами жалел бывшего друга, так как не мог не заметить его нечеловеческой усталости и глубокой неуверенности в собственных силах. Серёжа упрямился, когда ему делали редкие замечания по поводу плохого поведения. Учителя относились к нему благосклонно. Я заметил, как настойчиво из него лепили отличника. Когда Серёжа иногда расслаблялся, ходил сонным и ужасно отвечал на уроке, учителя неустанно хвалили его за усердные старания и сами пускались в объяснения темы. Они обходились несправедливо, почти обидно с другими учениками, знания которых ничем не отличались от знаний Серёжи. Меня редко, но искренне хвалили, также щедро упрекали в полной безынициативности и просили быть менее безучастным. Потом отстали, верно, поняли, что я никогда бы не пошёл добровольно на подобные изменения.
Мама целиком погрузилась в гадания и редко выходила из чёрной комнатушки. Мне приходилось отворять двери странным мордам, поить их чаем с молоком, угощать трубочками со сгущёнкой и конфетами «Гранд тоффи». Некоторые клиенты, впрочем, не ели сладостей. Догадавшись, что у меня не было папы, они тотчас театрально ахали, брались за сердце, лопотали: «Бедный ребёночек, что за беда, какое несчастье» – и предлагали материальную помощь, от которой, естественно, я отказывался.
С мамой мы проводили ежемесячную генеральную уборку.
Рисуночек с огненным фениксом я убрал из кабинета и перенёс в свою комнату, где и повесил над кроватью.
Мы испытывали крайнюю нужду в деньгах, потому мама распродала папины книги по черчению, точным наукам и философии в твёрдых обложках.
Не зная, куда бежать от Теней, упорно преследующих меня на каждом шагу, я решился пойти им навстречу.
– Мы видим тебя насквозь, забавный мальчишка. Мы не знаем, отчего вы называете неизвестное место на планете краем света, но если ты попробуешь туда сбежать, мы и там тебя достанем. Нам скучно. Спроси уж лучше что-нибудь, не то мы рассердимся.
– Что вы за существа? И почему вы пришли именно ко мне?
– Любой человек имеет Теней, не думай, что ты особенный подросток. Это в историях все поголовно избранные и могущие спасти не только себя, но и человечество. Мы отдыхаем до тех пор, пока нас не вызывает Мать – главная женщина Королевства, – и затем отправляемся к человеку. Всё предопределено, наше пробуждение также не случайно. Ты ведь стал бояться, сомневаться, горевать. Ну, погляди на нас, посмотри на наши бездонные рты, из которых бурным водопадом льётся чернота, вдохни запах! Чудесен наш горький запах, как вкус тех таблеток, которые ты пропиваешь во время болезни. (Но она лечит, а не калечит, наверное.) Мы не чувствуем ничего особенного и не знаем простых человеческих радостей. Где наш мозг, которым мы могли думать? Все мысли, которые есть в нас, исходят от Матери, она знает, что нам необходимо, и мы молчим. Людям же слов подавай! Любят заниматься болтологией. Мы растём с человеком, ждём, когда внутри него что-то сломается окончательно. Ты не представляешь, как Мать хочет расправиться с тобой.
– Я умру? Но я не хочу умирать! Хоть я и тоскую по папе… Вечно смотрю на феникса и думаю о нём. Феникс смотрит на меня, будто живой, иногда взмахивает крыльями, и я говорю с ним, представляя, что разговариваю с папой. Расскажите что-нибудь о Королевстве Теней и о Матери.
– Ты любопытный, мальчишка, нам нравится, что ты любопытный. Может быть, из тебя бы вышло что-нибудь толковое. Как думаешь, какая Мать? Ну, есть приблизительное представление?
– Мне кажется, что она страшная женщина и серьёзная, – сказал я, уткнувшись носом в дневник. – Я бы не хотел встретиться с ней. Моя мама и то будет попроще, а у неё, знаете, мозги набекрень.