Светлана заплакала громче, задыхаясь, всхлипывая, смешно шмыгая носом. Она пыталась что-то сказать, но была не в силах справиться с голосом. Пришлось Кузьмичеву сбегать за водой на кухню. Он перенес несколько неприятных минут: разбил чашку — собирал осколки, не сразу нашлась тряпка вытереть лужу…
В спальне хохотали дети. Что если кому-то из них придет в голову заглянуть в его кабинет?!
Однако бросить все и вернуться к Светлане поскорее Кузьмичев не мог: оставить беспорядок?!
Когда он пришел, Светлана вытянулась в струнку и поглядела на Кузьмичева с ужасом. Отпила глоток воды и погасшим голосом произнесла:
— Я больше не могу.
Кузьмичев принял чашу:
— Ну не пей.
— Да я не про это! — воскликнула Светлана, стиснув руки. — Я больше не могу так жить! Не смей больше превращать меня в эту куклу!
Кузьмичев опустился на пол и уткнулся лицом в ее колени. Он испытывал безмерный стыд, испуг от страшного отчаяния, прозвучавшего в ее голосе.
— Никогда больше! — клялся он в теплые колени. — Никогда в жизни! Любимая моя… я подлец, эгоист! Я выброшу эту проклятую дудку!
И тут в прихожей заскрежетал замок. Сын и дочь Кузьмичева пронеслись по коридору, громко шлепая босыми ногами и оглушительно крича:
— Мама! Мама! Дежурства не было! Ура!
Такое и у Ольги случалось — раз в несколько лет. Очевидно, кому-то из ее коллег срочно понадобилось высвободить назначенный по графику вечер, и Ольга согласилась поменяться.
Светлана зачем-то бросилась к окну. Повернулась, с отчаянием глядя на Кузьмичева. В свете уличного фонаря ее волосы словно бы загорелись.
— Отец дома? — спросила Ольга и пошла к его двери.
Светлана приоткрыла рот, будто собиралась крикнуть. Кузьмичев схватил ее в объятья, зацеловал, заглушая этот крик, стиснул пальцами одной руки ее запястья, выворачивая ей руки за спину, а другой нашаривал на столе дудочку. Глаза Светланы вспыхнули желтым огнем, но Кузьмичев опередил ее…
Впервые за эти медовые месяцы он убрал в карман не спокойную задремавшую, умиротворенную куколку, а миниатюрное олицетворение безнадежней ненависти: ноги согнуты бегом, руки изломаны страшным жестом отчаяния, голова откинута, лицо искажено…
Собственно, почему Кузьмичев так испугался появления жены? У него было одно свойство, которое отлично знала и старалась учитывать Ольга и благодаря которому его семья не распалась. Он совершенно не выносил не только беспорядка в квартире, но и скандалов и выяснений отношений.
Во сне Кузьмичеву приснилось, что он возвращает Светлане ее нормальное состояние. Больше они не встречаются.
Он пробудился с чувством острой тоски от потери и с решением еще раз поговорить со Светланой, успокоить ее. Лишиться ощущения ее постоянной близости показалось ему невыносимым. Осознав, что это только сон, он успокоился и уснул, подумав напоследок: “Да так ли уж ей плохо?”
А между тем время их любви уже истекло.
Ольга вернулась тогда не в срок еще и потому, что почувствовала себя плохо. На следующий день она не встала: грипп. Болела она тяжело и беспомощно. Потом, как ни берег их Кузьмичев, подхватили заразу и дети. Ольге сделалось было лучше, но тут же болезнь пошла по второму кругу. Кузьмичев забегался по аптекам и магазинам. Какая там любовь! Не до Светланы, когда дома трое болящих, настоящий лазарет, а кроме ухода за ними надо и в должность бегать. Не принято ведь, чтобы мужчина брал больничный по уходу. Еще хорошо, что грипп не прилип к нему. Конечно, Кузьмичев устал. И в то же время, когда “это безобразие” кончилось, он чуть ли не с сожалением вспоминал о той поре, когда поистине был главой семьи, всё и вся зависело от него… Ведь иной раз он с обидой чувствовал свою оторванность от жены и детей. Этакая поломоечная и деньгозарабатывающая машина, а не муж и отец. Конечно, это гипербола, да и сам виноват, что говорить.
Сейчас же Ольга была явно счастлива, что муж всегда при ней, занимается детьми, бегает на рынок и даже заводит в свободную минутку разговоры о покупке летом дачи в обществе журналистов-огородников, а стерильностью квартира, пожалуй, превосходит и палаты родильного дома.
А он сам? В семейной спокойной жизни есть своя прелесть, и эту прелесть Кузьмичев теперь оценил. Он так много думал об этом, что на мысли о Светлане просто не оставалось времени. Опять же не было условий для ее превращения в женщину. Устроит сцену, а им нужно спокойно поговорить. Конечно, она может поставить вопрос ребром, потребовать окончательного превращения. А он ей ответит… Словом, был необходим разговор долгий, а поскольку времени не хватало и на дела, Кузьмичев его все откладывал. К тому же, он был не из тех, кто бросается в неприятности сломя голову, а в том, что Светлана скажет ему много неприятного, сомневаться не приходилось.