Королевство цветов

— Это самое полезное упражнение из всего, чему тут учат, и если цветы не будут получать таких уроков, первая же гроза на земле искалечит их до смерти.

Однако взмахи крыльев делались всё реже, реже. Буря превратилась в лёгкий ласковый ветерок, и теперь измученные цветы уже с удовольствием покачивались под его дыханием.

— Вот и всё, я в вашем распоряжении, — объявила директриса.

Я ждала, что меня отведут в чопорный кабинет, увешанный географическими картами и заваленный классными журналами. А очутилась в просторном гнезде, затянутом белым шёлком. Кресла, покрытые искусной резьбой, были сделаны из яичной скорлупы, а стол стоял не на ножках, а на четырёх серебряных черепахах. На стенах попарно висели великолепные крылья, и до чего же я удивилась, когда увидала, что ласточка снимает свои крылья, вешает их на крючок и тут же надевает другие, которые перед этим сняла со стены!

— Ну вот я и переоделась после работы! — усмехнулась она.

Я не могла отвести глаз от одной пары крыльев, величиной с хозяйку кабинета, усыпанных сапфирами и обшитых красной каймой. Перехватив мой взгляд, она добавила:

— Вы, кажется, засмотрелись на мои парадные крылья? Хотите примерить?

— Очень хочу, — призналась я, краснея от собственной дерзости.

Она прикрепила крылья к моим плечам, и я почувствовала себя лёгкой, словно ласточка. От радости я всплеснула руками, и крылья так стремительно подняли меня в воздух, что я стукнулась головой о потолок. Хорошо ещё, что он был обит материей, и я тихонечко опустилась на пол.

— Вот что бывает, когда захочешь побыть птицей! — заметила директриса, снимая с меня огромные крылья, с которыми я управилась так неудачно.

Я тёрла себе лоб, пытаясь понять, вскочит шишка или нет, а её превосходительство добавила:

— Запомни хорошенько, Анни, в жизни лучше всего довольствоваться своей судьбой. Из самой славной на свете девочки получится никудышная птица, а из самой резвой птицы — плохонький цветок. Хорошо, что на свете есть девочки, цветы, птицы, но только пускай они друг другу не завидуют: всё равно ведь ни без девочек, ни без птиц, ни без цветов не бывает весны!

Тут ласточка отдёрнула занавес, отделявший комнатку, в которой воспитывались маленькие лаврики. Учительница, ласка Лозинда, как раз обучала их всяким комплиментам, на которые цветы ужасно падки, и один лаврик сразу же сказал мне несколько ласковых, ободряющих слов, и мне стало до того хорошо, будто во рту у меня таяла шоколадная конфета.

— Знаете что, госпожа директриса, — сказала я, — мне больше нравится получать в награду ласковые слова, чем табель со всеми пятерками.

К сожалению, ласточка понятия не имела, что такое табель и что значит пятёрка, а когда я рассказала ей про экзамены, лаврики начали киснуть со смеху.

— Да, везёт цветам, не то, что нам, девочкам! — вздохнула я.

— А что же вы такое важное изучаете на уроках, чтобы потом держать экзамены? — полюбопытствовала директриса.

— Ну как же, — объяснила я, — мы должны уметь ставить вопросы к разным членам предложения, вышивать крестиком, вычислять площадь трапеции, помнить наизусть исторические даты, рисовать карты, отличать рептилий от земноводных…

Тут я осеклась; хохот лавриков всё равно заглушал мои слова.

— А какая от всего этого польза? — допытывалась лягушка. — Это пригодится вам потом в жизни?

— Чего не знаю, того не знаю, — призналась я. — Но если мы не будем знать всего этого и ещё многого, многого другого, мы не сдадим экзамены. Нас будут называть дурочками, и мы останемся на второй год.

— Странно, очень странно… А мне казалось, что люди умнее, — прошептала ласточка.

Простившись, я пошла вслед за её превосходительством, думая над тем, что все эти цветочки живут куда лучше нас: им хоть экзамены сдавать не надо…

В стране грибов

— Теперь, — объявила её превосходительство госпожа Серозелинда, — мы вернёмся в Фиалковую пещеру по просёлку. Дорога не слишком приятная, но она короче, а мы уже опаздываем.

Мы нырнули в узкий тёмный проход. Скоро лягушку уже было не различить в потёмках, виднелся только светящийся циферблат её часов, словно фонарик покачивался во мраке, и я изо всех сил старалась поспевать за Серозелиндой. Со сводов срывались огромные капли воды, а однажды я оступилась и чуть не упала на осклизлом полу. Наконец проход расширился, тишину прорезал звук рога, и мы очутились перед подъёмным мостом, переброшенным через ров.

— Кто идёт? — прокричал замогильный голос.

— Её превосходительство госпожа Серозелинда.

— Пароль?

— Лип-лап-кампернуль!

— Правильно.

Заскрежетали цепи, подъёмный мост опустился, и навстречу нам вышла, потрясая факелом, чудовищных размеров крыса. Она была с алебардой и со щитом, а голос у неё был хриплый и утробный, словно из бочки.