Умная, добрая, честная, она всегда делилась со мной теми или иными мыслями и вопросами, ища совета у того, кто лишь на полтора десятка лет был старше её и просто любил копаться в хитросплетениях разных триллеров. Она спрашивала, я отвечал. Так длилось ровно до тех пор, пока я наконец-то не добрался до того проклятого чиновника, приговорившего честного полицейского к весьма страшной и болезненной смерти. Избавившись от него, я смог взобраться на кресло почившего коррупционера, ещё шире раскинув свои паучьи сети, позволявшие лечить мир от злокачественных опухолей, человеческих миазм на теле современного общества. Думал, буду жить и творить вечно, но у Всевышнего на меня нашлись другие планы.
Вот и сейчас, сидя в своём кресле и смотря на эту беззаботно дрыхнущую красотку, по факту подарившую мне смысл жизни, я глядел и гадал. Что шокирует ту сильнее: то, что её заботливый опекун серийный убийца, за которым уже больше пяти лет гоняется опытный сыщик, или то, что мне осталось жить месяц или ещё меньше, если перестану принимать свои таблетки?
— Аня… — С максимальной, свойственной мне заботой укрыл девушку пледом, подаренным мне некогда на день рождение. Растянувшаяся на лице девчушки улыбка от уха до уха оповестила о досрочном пробуждении сыщицы. Кажется, сегодня у неё случилось что-то хорошее. В глазах вновь всё поплыло, я помнил, что хотел сказать в тот день, и перед тем, как в приступе рухнул на колени, оставил для девчушки письмо. В нём подробно расписал о том, что, где и как происходило. Тогда я надеялся подарить ей остатки своих последних дней в надежде, что она сама выберет, как ей лучше со мной поступить: наконец-то разоблачить неуловимого маньяка, поднявшись вверх по карьерной лестнице, или сделать то, чего до этого не делал в этом мире ни один известный мне человек. Я до конца надеялся, что она примет меня таким какой я есть.
Это был единственной вопрос в моей жизни, на который я так и не узнал ответа…
Повторное пробуждение оказалось более скверным. Холод, голод, боль, ночь и лёгкое зеленоватое свечение поверх моей груди. Бьянка…
Сидя надо мной в кромешной темноте, ведьма медленно обхаживала меня потоками своей маны, пыталась залечить множественные раны. Рядышком, обхватив меня за пояс, в своей некогда белой, а нынче ставшей чёрной ночнушке посапывала Кларимонд.
— Наконец-то очнулся, — улыбнувшись, произнесла ведьма.
— Сколько я спал?
— Четверо суток, — отозвалась та. — У тебя были множественные переломы: рёбра, ноги, руки. Многочисленные порезы, и пальцы где-то ты свои потерял… — ответив усмешкой на мою усмешку, как можно мягче проговорила Бьянка. — Ты выжил в такой мясорубке, в которой вряд ли кто-то из Тэтэнкофа бывал, вдобавок освоил рывок и тёмную магию, даже умудрился их использовать, прям сокровище, а не мужчина.
— Тёмную магию? — непонимающе спросил я.
— В тот момент, когда она вырвала из своей груди сердце и подняла над головой. Не мой хлыст заставил её это сделать, а твой удар, снявший с неё усиление и защитный магический барьер. Почувствовав, что жизнь уходит, она предприняла последнюю попытку в надежде, что мы замешкаемся, а её крылатая армия успеет прийти на подмогу. — Взгляд Бьянки печально опустился на мой живот, и она добавила: — Но, увы, армия не успела. Мне жаль зверодевушку.
— Мне тоже.
Стыдливая пауза в нашем с Бьянкой разговоре продлилась недолго. Принявшись расспрашивать ведьму о том, что происходило, пока я спал, узнал о её с графиней небольшом приключении по некогда опасному месту, называвшемся Плотоядным лесом. Сутки Брун провела в той пещере, подготавливая тела наших соратниц, а также двух древних ведьм к погребальному костру. Следующим её делом после отдыха стало наше извлечение на поверхность. По округе по-прежнему могли летать ведьмы Видэнберга, по этой причине не рискнувшая играть в догонялки с двумя пассажирами Бьяка, смастерив из хвойных веток носилки вручную, вместе с молодой графиней принялись волочить меня по направлению к нашему городу. Много раз те натыкались на стайки крылатых хищников, что своими мёртвыми стальными телами усеяли огромные пространства леса, из-за чего, опасаясь повредить носилки об острые и торчащие из земли крылышки, девушкам приходилось огибать «шипастые» участки.
Всё это время мелкая графиня, пыхтя, кряхтя, стирая руки и ноги до мозолей, всем чем только могла помогала моей ведьме. Меняла немногочисленные повязки, стирала их в момент, когда мы проходили мимо ручьёв, а также изо всех сил тянула вместе с Бьянкой моё тело по ухабистой и не очень ровной лесной чаще. Нам сильно повезло. Возможно, неопытность Брунхильды и её слабость в одновременном контроле сразу нескольких заклинаний позволили той сохранить достаточно сил для собственного исцеления, а после и моего. Вернее, так она говорила, пытаясь казаться рассудительной, позабыв о множественных синяках и успевших зарубцеваться на коже шрамах.