Королевы бандитов

– А что насчет Даршана? Мои мальчики его уже кремировали, должно быть. – Кхуши посмотрела время на экране мобильного телефона. – Они скоро вернутся.

– На девушек нападал Даршан…

В этот момент во внутренний дворик вошли сыновья хозяйки дома – от них тотчас распространился сильный запах горелого мяса, древесных углей, табака и еще какой-то сладковатый дух. «Медицинские препараты», – подумала Гита, но не знала, какие именно. Зловоние было такое крепкое, что она старалась дышать через рот, пока молодые люди здоровались с матерью.

– Как все прошло? – Кхуши положила ладонь на голову старшему сыну, когда он склонился, чтобы в знак почтения коснуться ее ноги. – Ты что, выпил?

– А как же иначе вытерпеть вонь, ма?

– Тебе нужны мозги в нормальном состоянии, чтобы закончить школу. А если братьев начнешь спаивать, я тебе…

– Да понял я, понял. – Юноша сурово ткнул пальцем в кальян: – А это что такое?

Кхуши ласково хлопнула его по щеке:

– Нам, стареньким, можно.

Когда сыновья ушли в ванную, Кхуши спросила:

– На чем мы остановились? – Она указала мундштуком кальяна на Гиту: – Вы уверены, что насильником был Даршан?

– Совершенно уверена. – Гита помедлила. Она уже похвасталась Фарах, что убила его, и теперь должна была признаться себе, что в глубине души ей хочется завоевать и восхищение Кхуши. Поэтому она продолжила: – Перед тем как я его убила…

– О, прям как ты «убила» Рамеша, да?

– Заткнись, Фарах. Перед тем как я убила Даршана, он меня душил. – Гита откинула дупатту и указала на синяки у себя на шее.

Фарах примолкла и даже подвинулась ближе к ней на диване, внимательно слушая.

– Я тогда сразу подумала, что именно он и нападал на девчонок с вашей окраины. Тот же почерк.

«Ну, отлично, теперь и я заразилась дурацкой манерой Салони изъясняться, как персонажи «Си-Ай-Ди»!» – разозлилась на себя Гита. Приглушенное хихиканье Фарах подсказывало, что она тоже находит такую манеру дурацкой. Гита ткнула ее локтем в бок. Фарах ответила тем же.

Кхуши на эту драчку внимания не обратила. Она поднесла к губам мундштук кальяна, затянулась и выдохнула вместе с дымом:

– Это вполне могли быть и тот, и другой. Рама знает, насильников в нашем мире хватает.

– И получается, что я убила обоих. А значит, вы ничего не должны Фарах. В отличие от меня.

Кхуши устремила на нее пристальный взгляд – Гита прочла в нем искреннее уважение и немедленно просияла.

– Любопытно, – кивнула Кхуши. – А вы правда убили Даршана? Я, конечно, догадываюсь, что так оно и было, но хотелось бы от вас услышать, почему.

– А я вот сомневаюсь… – начала Фарах, но Гита ее перебила:

– Потому что такие, как он, не видят проблемы в том, чтобы, как вы сказали, «залезть под юбку» кому бы то ни было. А я вижу.

– Амали! – позвала Кхуши, отвернувшись от Гиты. – Принеси-ка нашей гостье чая. А теперь, Гитабен, давайте поторгуемся…

25

Рамеш при всей своей инвалидности умудрился влиться в деревенскую жизнь, наладил отношения с местными и даже нашел себе кое-какую подработку. Что уж там ему помогало – магия или усердие – неизвестно, но он исправно чинил велосипеды и плетеную мебель, разливал чай в ларьке и скручивал листья бетеля для разных продавцов, всё делая на ощупь. В качестве оплаты Рамеш принимал только мелкие банкноты, но мог с легкостью различать на ощупь и номинал монет.

С тех пор как по деревне со скоростью сезонного гриппа распространилась весть о возвращении Рамеша («Он жив! Похоже, его женушка никакая не чурел!»), Карем к Гите не заглядывал. Она не знала, расстроен ли он, учитывая, что как раз накануне они вместе провели ночь. Независимо от ответа на этот вопрос ее саму ситуация с Каремом расстраивала донельзя. Две ночи подряд в голове Гиты кружились воспоминания об их разговорах (под аккомпанемент Рамеша, храпевшего на все лады у крыльца), и теперь ей не давала покоя загадка: Карем дважды упоминал о том, что Рамеш слеп, – как он мог узнать? При этом она надеялась, что Карем не вообразил себе, будто между ними чаккар и что до него все-таки дошел слух о слепом черве, который теперь спит под дверью Гиты в показном публичном покаянии на подаренном кем-то чарпое. Заблудший муж вернулся, чтобы смиренно пасть к ногам брошенной жены.

Вся деревня считала, что он пытается заслужить прощение и что это очень романтично.

Гита считала, что на нее обрушился ушат дерьма, в котором плавают неприятности.