В тот злополучный день Таня пришла в лавку пораньше, чтобы произвести ревизию товара и сделать кое-какие подсчеты. Циля должна была прийти намного позже – за свою долгую беспорядочную жизнь на улице она отвыкла рано вставать.
Сначала Таня услышала крики, а глянув в окно, увидела женщину, которая бежала и страшно кричала. Волосы ее были растрепаны, лицо в крови. Она диким голосом вопила о том, что толпа разорвала старика Кацмана. Так Таня узнала о том, что начался еврейский погром.
Когда разъяренная толпа приблизилась к ее лавке, Таня выросла в дверях. На груди ее красовался массивный золотой крестик (к счастью, она нашла его среди товаров в лавке и быстро нацепила на себя).
Увидев Таню, часть погромщиков остановилась, другая же пошла дальше.
– Бей жидовку! Здесь жидовка торгует! – крикнул кто-то.
– Какая я тебе жидовка? – громко напустилась на него Таня. – Сам ты жид! Вы что, совсем очумели, на христианских людей бросаться? Вы что, жидовку в лицо отличить не можете?
– На ней крест… Право слово, робяты, гляньте, – загудели в толпе.
– Да с ней жидовка торгует! – выкрикнул кто-то. – Не слушай, бей!
– Это моя лавка! Здесь одна я торгую! Никого со мной нет! Можете зайти посмотреть! – Таня решительно стояла перед толпой, не выказывая ни малейших признаков тревоги и страха. И это подействовало. Толпа дрогнула, отступила. Особенно нападавших смущал крест на Таниной груди.
Кто-то продолжал что-то выкрикивать, но очень скоро погромщики отступили от магазина, рассеялись в разные стороны. Не чувствуя под собой ног, Таня зашла внутрь. Этот поступок – стоять перед разъяренной толпой – потребовал больше мужества, чем она думала. Вся спина ее взмокла от пота, а ноги дрожали так, что она не могла и шагу ступить. Но магазин был спасен, а все остальное не имело значения…
Таня вдруг подскочила на месте, ее словно ударило током: Циля! Вот-вот она придет сюда и угодит прямиком в эту толпу! И эта дикая толпа тут же растерзает ее!
Обезумев от ужаса. Таня быстро заперла лавку и бросилась прочь с Привоза. Она бежала так быстро, что у нее даже стало болеть в груди. Ото всех сторон доносились жуткие вопли, вокруг была ужасающая картина бессмысленных, жестоких убийств, разрушения, хаоса, человеческой смерти.
Дощатые лавки вспыхивали огнем, зажженным погромщиками, а в воздухе стоял густой, солоноватый, металлический запах свежепролитой крови.
Некоторым евреям удалось спастись. Толпа шла через весь Привоз, издавая страшный шум, и кое-кто из евреев успел бежать, заперев свои лавки. Но таких было мало.
Опьяневшие от пролитой крови, обезумевшие люди взламывали запоры и разбивали все, что находилось внутри. Лавку крушили полностью, уничтожая все, весь товар, а обломки поджигали. Страшные костры человеческой ненависти полыхали по всему Привозу.
Очень скоро погромщики прошли весь рынок и высыпали на улицы города. Никто не препятствовал им.
Таня увидела Цилю издалека. Веселая, в развевающемуся по-летнему шелковом платье, она шла почти вприпрыжку, что-то напевая себе под нос. В ее пышных вьющихся черных волосах, выглядывающих из-под распахнутого пальто, алела лента, красиво подчеркивающая яркую смоль ее волос и смуглость тонкого лица. Циля была воплощением весны. И никогда еще Таня не видела ее такой красивой. Здоровая, порядочная жизнь пошла ей на пользу – Циля расцвела, пополнела, кожа ее обрела здоровый, живой вид, налилась молодой силой, к тому же появился задорный, жизнерадостный блеск в глазах. Она выглядела теперь как счастливая девушка из приличной семьи, и никто не догадался бы, чем занималась Циля совсем недавно в своем черном прошлом.
У Тани мучительно сжалось сердце, и, задыхаясь, она побежала еще быстрей. Сзади уже были слышны вопли разъяренной толпы – совсем близко.
– Циля! – Таня закричала громко, с надрывом, изо всех сил: – Циля! Остановись, Циля!
Подруга услышала, удивленно повернула голову.
– Танюш, шо с тобой…
Таня налетела на нее как вихрь, едва не сбив с ног, затащила в ближайшую подворотню.
– Да ты чего? Шо такое происходит?
– Замолчи, глупая! Молчи!
Таня быстро обмотала голову Цили бабским пестрым платком, прихваченным из лавки. Затем так же быстро напялила на ее грудь дешевый серебряный крестик, взятый там же.
– Да шо ты делаешь… – вспыхнула Циля.
– Молчи! – Таня зажала ей рот ладонью. – Ради бога, молчи!
На улице появились первые погромщики – здоровенные пьяные мужики в расхристанных на груди рубахах. Они несли дубины, топоры, какие-то палки. Один тащил самую настоящую косу. С дубин и палок капала кровь.
Разгромив несколько винных лавчонок возле Привоза, погромщики успели восстановить свои силы спиртным, залившись буквально по уши вином и дешевой водкой. И винные пары только подкрепили их пыл. Они кричали свои жуткие лозунги бессвязными голосами, и лица их были красны, как кровь, капающая с дубин.
Глаза Цили расширились от ужаса. Она задрожала, стала белой как снег, и так, дрожа, вдруг схватилась за надетый Таней серебряный крестик – так утопающий изо всех сил хватается за веревку, сброшенную с берега.