Королевы Привоза

Дальше произошло что-то невообразимое. Под ногами Рульки вдруг проломился пол, и с громким воплем он рухнул вниз. Раздался глухой удар тела, и все стихло. Таня еле отползла в сторону от разверзшейся под ее ногами пропасти. Вся дрожа, она пыталась прийти в себя.

– Рулька! – наклонившись над дырой в полу, закричала вниз Таня, – Рулька!

Никакого ответа. Она нашла за прилавком с разбитым стеклом керосиновую лампу и спички. Наклонила лампу, посветила.

Под полом был подвал, довольно глубокий. Таня поняла, что его вырыли в катакомбах как мину. Рулька лежал внизу. Он был мертв. Голова его была неестественно свернута набок, очевидно, при падении он сломал шею.

Таня нашла крепкую пеньковую веревку и прикрепила ее к неподвижному, плотно закрепленному металлическими скобами прилавку. Второй конец бросила в дыру и стала спускаться вниз.

Рулька действительно был мертв. Из его кармана вывалился плотный кожаный мешочек. Таня подняла его – это были те самые бриллианты, которые она спрятала в тайнике. Внезапно Таня почувствовала порыв сквозняка и, посветив лампой, увидела темный ход, заворачивающий за угол, – вход в катакомбы. Таня пошла туда. Она оказалась в небольшом помещении – нише в толще подземного камня. Возле стены стояли большие напольные вазы из стекла. Они выглядели странно. Подняв лампу, Таня подошли поближе.

Верхние части ваз были отбиты. В них, прямо в острые, осколочные края, были вставлены… человеческие головы. Таня узнала голову Дуньки-Швабры, Ираиды Стекляровой… Была еще голова незнакомой женщины, и такие старые, черные, гнилые и высохшие, что уже превратились в мумии.

Мертвые головы издавали ужасающий запах. Это был страшный тайник убийцы. Все в глазах Тани поплыло. Она привалилась к стене и на несколько минут потеряла сознание.

Глава 24

Старая горничная Розы Шип. Дело Маньки Льняной. Медальон в пантеоне убийцы. Планы Японца. Младенец Машутки

Старый шелудивый пес с облезлым хвостом метнулся из-под ног, недобро кося блестящим большим глазом. Володя аккуратно вступил на крыльцо, которое выглядело так, словно при малейшем прикосновении рассыплется в прах.

Все в этом старом дворе на Слободке выглядело таким ветхим, словно сохранилось еще со времен Всемирного потопа. Володя немало поплутал в лабиринтах Слободки, прежде чем найти нужный ему адрес.

Дом оказался многоквартирным, трехэтажным, окруженный такими же покосившимися домами. Даже с виду он был похож на карточный домик. Казалось – дунешь немного, и упадет.

Крыльцо между тем отлично выдержало его, и вскоре Володя крутил звонок возле двери с облезлой краской на первом этаже, из-за которой нестерпимо разило жареным луком.

Неопрятная старуха в халате в жирных пятнах почти сразу открыла дверь. Она была такой толстой, что даже пояс от халата не сходился на ее объемном животе. В этой жуткой полноте было что-то болезненное. На отекших от водянки ногах свернулись простые чулки. Тапочки были такие старые, что в дыры из них высовывались пальцы. Старуха была живым олицетворением беспросветности и нищеты, долгой, никчемной жизни.

– Тебе чего? – Левый глаз старухи был закрыт плотной воспаленной пленкой, она была полуслепой, и оттого тревожно вглядывалась в окружавшую ее темноту.

– Ты Груша? – спросил Володя. Ему было неприятно обращаться так к старухе, но он знал, что другого обращения она не поймет.

– Ну! А тебе чего?

– Поговорить надо. О прошлом.

– Нету у меня прошлого. О чем с тобой говорить?

– О хозяйке твоей. Розой Шип звали. Помнишь ее?

– Как за такое можно забыть? Хоть и потрепала меня жизнь, а Розочку с шипами до сих пор помню. Тебе-то это зачем?

– Надо узнать кое-что.

– А деньги у тебя есть?

– Есть, – Володя вложил ей в ладонь крупную бумажную купюру, и старуха на ощупь определила, сколько денег. Лицо ее посветлело.

– Ну заходи.

Володя оказался в комнате, заставленной старой громоздкой мебелью, где буквально на всем сидели кошки.

Согнав двух рыжих котов, развалившихся на вытертом плюшевом кресле, старуха постелила газетку и усадила Володю туда. Он сел, с ужасом вдыхая отвратительный кошачий запах, от которого почти сразу начала болеть голова.

– Роза Шип мертва, – важно сказала старуха, усаживаясь на диван и опираясь на невесть откуда появившуюся палку, – Розу убили, а кто ее убил, так никто и не нашел.

– Я знаю, – Володя кивнул, – читал в архиве про ее дело.

– Так ты сыщик? – презрительно бросила старуха.

– Я журналист. Книгу пишу про старые убийства. И про убийство Розы Шип, – покривил душой Володя.

Единственной интересной зацепкой, которую он обнаружил в тюрьме, еще раз встретившись со стариком, был адрес горничной, дававшей показания по делу об убийстве Розы Шип. Володя взял адрес на заметку и отправился побеседовать с горничной, не сильно и надеясь на то, что ему повезет и адрес остался прежним. Но ему повезло. Горничная, превратившаяся из молодой женщины в неопрятную больную старуху, жила в том же самом доме на Слободке, где и в 1895 году.