Таня энергично потащила за собой Володю, который, вдруг разом забыв про все убийства, готов был пойти за ней на край света.
– Я помню эту страшную девушку, Марию Токарчук, – благообразная старушка поставила на стол, покрытый кружевной скатертью, дымящиеся чашки с чаем, – это было очень давно.
– Почему страшную? – спросила Таня.
– Она попала в тюрьму за убийство младенца, – сказала бывшая акушерка. – С такими не церемонятся ни охранники, ни другие заключенные. Потому-то с ней и произошла трагедия.
– Какая трагедия? – спросили одновременно и Володя, и Таня.
– Ее изнасиловали трое охранников, в тюрьме. Это было ужасно. Они буквально не оставили на ней живого места. Но самым ужасным было то, что она забеременела. Когда узнала, хотела покончить с собой. Я помогала ей, как могла… – старушка замолчала. – А потом она родила ребенка.
– Что с ним стало, с ребенком? – голос Тани дрогнул, она уже все поняла.
– Она задушила его сразу после родов, – сказала бывшая акушерка, – почти у меня на глазах. Я не успела его спасти. После этого ее отправили в психиатрическую лечебницу, где она пробыла некоторое время. Но вышла оттуда очень скоро, чтобы опять вернуться в тюрьму. За убийства.
– Ребенка похоронили? – спросила Таня.
– За оградой Второго Христианского кладбища, там, где всегда хоронили умерших в тюрьме некрещеных младенцев. Могилы, конечно, отдельной у него не было.
Когда Володя и Таня покинули гостеприимный дом бывшей акушерки, оба молчали. Говорить не хотелось. Все было так страшно, что это не отражали слова.
Глава 25
Дождь рьяно колотил по карнизу. Эта беспрерывная водяная дробь напоминала пулеметную очередь, ранила слух. Стоя у закрытого балкона в гостиничном номере «Бристоля», Таня наблюдала, как дождевая вода, скапливаясь в старинном бронзовом водостоке, с шумом вырывалась наружу, ударяя по расположенному ниже карнизу.
Сюда, в гостиницу «Бристоль», они забежали с Володей сразу после того, как вышли из здания биржи, где находились все бумаги городского архива. В этот раз Володя взял поручение редакции у Краснопёрова, и его пропустили беспрепятственно, выдав даже в помощь сотрудника – стеснительного молодого человека в очках, который каждый раз страшно краснел, глядя на Таню. Про Таню спросили сразу, на входе, но Володя словно отрезал, заявив веско и внушительно, что она сотрудник редакции. Поручение, выписанное Краснопёровым, давало ему право на это.
Как только они вышли, хлынул проливной дождь. Крепко ухватив Таню за руку, Володя завел ее в гостиницу «Бристоль», где с совершенно прежним светским шиком заказал номер.
– Зачем номер? – запротестовала Таня. – Это же страшно дорого! Просто где-то пересидим дождь.
– А если он всю ночь будет лить? Предлагаешь всю ночь просидеть в подворотне? И потом, это не деньги! Я готов дать тебе все самое лучшее! Ты этого заслуживаешь, – и добавил, застеснявшись: – А денег у меня больше, чем я могу потратить. В редакции хорошо платят, и еще наследство осталось.
В обставленный с купеческой роскошью номер «Бристоля» Володя заказал шампанское. Он разливал вино по бокалам, пока Таня с интересом смотрела на дождь.
– За что пьем? – она отошла от окна.
– За окончание нашего дела! За то, что мы нашли убийцу с Привоза! – Володя протянул ей бокал.
– Рано, – Таня покачала головой, – мы еще не остановили убийцу.
– Тогда давай выпьем за нас, – Володя смело выдержал ее взгляд.
– Я бы выпила, если бы ты никуда не исчез, – Таня горько усмехнулась, – но закончится дождь, и ты исчезнешь так, как исчезал всегда. Я знаю. Тебя не изменишь.
Володя промолчал, только залпом выпил бокал до дна. Лицо его стало очень серьезным. Он смотрел на Таню так, словно хотел что-то сказать… Но не сказал. Таня сделала вид, что ничего не заметила.
Отодвинув в сторону хрустальную вазу, Таня разложила на столе все бумаги, которые были у них по этому делу. И первым, занимая центральное место, лежал главный документ – выписка из архива регистрации актов гражданского состояния.
– Итак, Гоби Имерцаки женился на Марии Токарчук в 1897 году, – Таня осторожно провела по древней бумаге рукой, – дальше начались долгие годы убийств и тюрьмы, разлучавшей и вновь соединяющей их. Теперь я понимаю, что такого ценного содержалось в бумагах, которыми Домбровский шантажировал Имерцаки. Имя свидетельницы по делу прачки Семашко – Мария Т., Мария Токарчук. Единственная свидетельница, давшая фальшивые показания о том, куда и как ушла девушка. И это был протокол ее допроса – ее, а не Имерцаки.
– Но ведь Имерцаки тоже был убийцей, – возразил Володя, – и не раз попадал в тюрьму.
– Он был не таким убийцей, как Мария – или Машутка, так, наверное, будет правильно. Машутка, несчастная дочка Маньки Льняной, – печально вздохнула Таня.
– Опять жалеешь всякую мразь! – нахмурился Володя. – Она же сумасшедшая! В этот раз – точно! Серийная убийца!