Короли абордажа

— Где желаешь служить? — спросил его.

— Там, где будет драка! — был ответ.

— Станешь начальствовать над эскадрой парусной! — решил князь.

Прямодушие, вспыльчивость Поля Джонса всегда создавали ему повсюду больше врагов, чем друзей. Эти обстоятельства не обещали Джонсу ничего хорошего и на новом месте, хотя Потемкин и писал императрице, что в Поле Джонсе «сделано приобретение немалое для службы».

Первое, что сделал по приезду Джонс, это встретился с Суворовым. Еще до того, как поднять свой флаг на «Владимире», он прибыл в его штаб-квартиру на Кинбурнской косе.

До чего же внешне похожи были эти два замечательных человека — великий русский полководец и известный шотландский моряк! Маленького роста и худощавые, подвижные и порывистые в мыслях и делах, они с первого знакомства прониклись друг к другу симпатией. «Здесь вчера с Паулем Джонсом увиделись мы, как столетние знакомцы», — писал Суворов. С огромным восхищением и искренним уважением вспоминал о своих встречах с Суворовым и Джонс. «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал, — и не напрасно, — открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неописуемо храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческой способностью проникать в суть вещей под маской грубоватости и чудачества. Я полагаю, что в его лице Россия имеет величайшего воина, какого ей когда-либо дано иметь… Он не только первый генерал России, но и наделен всем, чтобы считаться первым и в Европе». Как говорится, ни прибавить, ни убавить!

Приезд Поля Джонса вызвал перестановку среди флагманов. Назначив Джонса командовать корабельной эскадрой, Потемкин в тот же день своим ордером отстранил от занимаемой должности капитана бригадирского ранга грека Алексиано. Панаиот Павлович был на такую несправедливость разобижен сильно.

— За что мне сей афронт позорный? — рыдал он вечером в каюте, напившись. — Или мало я кровушки за Россию пролил? От попрания чести моей буду я подавать в отставку!

Остаться Алексиано уговаривал Суворов.

— Батюшка, друг мой Паниоти Палыч! — обнимал его, встречая. — Заклинаю тебя внять разуму и победить страсть! Время ли сейчас для личных обид. Будьте с Джонсом как римские консулы, коих меняли ежегодно!

Алексиано мялся, вздыхая:

— Конечно, дерзость басурманскую усмирить следует… но и позор мне нанесен не малый!

Вместе с Алексиано решили уходить с флота и служившие на нем во множестве остальные греки. Заволновались и состоявшие на русской службе англичане, не желавшие идти служить под начало «изменника и пирата» Поля Джонса, причинившего им много неприятностей в Войне за независимость Северных Штатов. Сам Джонс, неожиданно для себя ставший причиной столь большого скандала, был произведенным им «штурмом» сильно смущен. Перед Алексиано он извинялся искренне:

— Простите, капитан, что стал невольно причиной вашей обиды. Прошу, однако, не покидать меня. Я здесь человек новый, вас же все знают и любят. Желал бы видеть вас рядом с собой в час битвы!

И Алексиано остыл.

— Ладно, славой потом сочтемся, — сказал он, руку Полю Джонсу пожимая. — Пока же нам турок сообща бить надлежит!

Наконец вступив в должность, Джонс поднял над флагманским «Владимиром» свой контр-адмиральский флаг. В каюте он приколотил гвоздем к переборке портрет своего друга литератора Бенджамина Франклина. Узнав, что их вождь остается служить, забрали свои рапорта об отставке и остальные греки.

— Поздравляю вашу светлость! — улыбался Джонсу при встрече де Рибас.

— Положение ваше было отчаянным, но вы одержали на здешних водах свою первую победу!

— Слава Богу, что все устроилось! — обрадовался известию о примирении флагманов и Суворов. — А то не хватало нам еще драки между своими!

6 июня Поль Джонс, приняв запас пороха и налившись водой, вывел свой 66-пушечный «Владимир» ближе к Очакову, где встал поперек лимана в окружении трех фрегатов, перегородив путь туркам. За парусными судами двинулась и гребная флотилия.

Не терял времени и Гуссейн-паша. Старый и опытный флотоводец тотчас отреагировал на действия Джонса. Ответным ходом Эски-Гассан передвинул к очаковским стенам в поддержку своим галерам несколько линейных кораблей. Турки держались на пушечный выстрел от крепости.

В ночь на 7 июня в адмиральском салоне «Владимира» состоялось совещание российских флагманов. Желчный и надменный принц Нассау-Зиген, стоявший во главе гребного флота, поглядывал свысока, поучал Джонса с Алексиано, что и как им следует делать в случае завтрашней баталии. Шотландец принца явно раздражал. Сам Джонс больше отмалчивался, в споры с Зигеном не вступал.

Он в здешних местах человек новый, кто знает, как здесь принято воевать?

Позднее историки отметят, что при всей личной неприязни флагманов в ту достопамятную ночь все неудовольствия друг другом были забыты ради общей пользы…