Короли Альбиона

— Ты помнишь, Ума участвовала в моих приключениях, — заговорил Али. — Она была видением, обещанием и наградой — я рассказал тебе, как мы купались вместе с «буддийским монахом» во дворце халифа в Миср-аль-Каире. Кстати, Ума приходится теткой обеим моим женам. — Али взял из серебряной чаши финик, закинул его в рот, осторожно выплюнул косточку в руку, прожевал и проглотил мякоть и только после этого продолжил рассказ. — В эту историю входят и такие события, о которых Ума сумеет рассказать лучше, чем я, поскольку она там непосредственно присутствовала, а я нет. К тому же все, что случилось с Умой, и ее собственные дела представляют немалый интерес. И вот Ума любезно согласилась провести с нами два-три вечера.

Али со вздохом провел ладонью по глубокой вмятине, оставшейся на месте его правого глаза.

— Приступай, Ума, — пробормотал он. Ума приняла руку, оставив мою в одиночестве, и выпрямилась.

— Что ж, — промолвила она, отпила немного лимонада и на миг прикрыла глаза. Мне показалось, что в саду смолкли все звуки, словно и природа вокруг нас затаила дыхание. Конечно, это была лишь игра воображения. Фонтан продолжал свой плеск, и птицы по-прежнему щебетали.

Она начала рассказ.

Пена и прибой, хлопанье парусов и свистки, темная вода, словно нежная материнская ладонь, гладит тяжелые, заросшие водорослями камни набережной. Ветер сгибает меня пополам, я опускаю голову, туго обматываю плащ — лишь бы не распахнулся, не обнажил на глазах у всех округлую грудь, заострившиеся соски. Да, я чувствую, как возбужденно приподнимаются мои соски от ласк ветра.

Нас тут целое скопище, эдакая гусеница — как много ног, какая давка! Все спешат по сходням к судну, удерживаемому надежными швартовами. Сколько ни злись ветер, ему не разорвать сплетенные из конопли канаты толщиной в мою руку.

Поверх голов моих спутников я вижу шпили и башни Кале, я вижу соломенные и черепичные крыши, струйки дыма, поднимающиеся из труб и словно пронзающие воздух, а над ними, в вышине, собираются несущие дождь облака. Вот они, мои спутники: князь Харихара Раджа Куртейши, его лоснящиеся черные волосы украшены пурпурной бархатной шапочкой с золотой заколкой, красный шелковый шарф, завязанный под подбородком, удерживает сей головной убор, темное одутловатое лицо скривилось от ветра — я знаю, он ненавидит ветер, — тело греет шуба из черного соболя, лоснящаяся, как и его локоны, мягкие кожаные сапожки тоже отделаны мехом; рядом с ним Аниш, глаза у него покраснели от усталости и тревоги, он осторожно перебирает ногами, боясь поскользнуться на влажных от прибоя камнях, его придерживает под руку Али бен Кватар Майин (тут Ума послала нашему хозяину нежную улыбку). Али пытается одновременно (при том, что одна рука его плохо слушается) поправить съезжающий набок тюрбан, не выронить трость и помочь Анишу, но здоровый глаз его продолжает поглядывать во все стороны, он, как всегда, полон любопытства, не желает пропустить что-нибудь новое, что-нибудь необычное. Факир — волосы у него встали дыбом, и он очень похож на ежа — бормочет себе в бородку мантры и заклинания, то и дело прерываясь, чтобы отругать мальчишку, которому поручен присмотр за его волшебным ящиком. И последний — не совсем последний, за ним еще плетутся грузчики с нашим багажом — Эдди Марч. Доспехи на нем гремят и звенят, он ведет за уздечку, обшитую пурпурной тканью, своего огромного жеребца — о богиня, у этого зверя яйца точно две гигантские сливы! Из всех спутников только с англичанином я еще не предавалась любви, но скоро, скоро… И подумать только каждый в честной компании уверен, что только он познал мою грудь, мои ягодицы и розовую щелку.