Короли и советники

Конечно, это был Себ, стоявший у огромного, во всю стену, окна. Предыдущие полтора года я старательно игнорировала его пламенные взгляды, но тут вдруг подумала: 'Да сколько это может продолжаться', - вскочила с места и почти побежала к бывшему лучшему другу, с каждым шагом ускоряясь, просто чтобы не передумать и не свернуть куда-нибудь по дороге. Меня переполнял гнев, и впервые в жизни я была уверена, что ударю человека по лицу. Просто так, безо всяких магических штучек. Себ чуть поднял брови, но с места не сдвинулся, видимо, стремясь продемонстрировать, что я не на того напала. Естественно, пресветлый 'Рн - бесстрашнейший принц. Из-за воспоминания глаза застило окончательно; я была готова раскричаться на всю Академию, и плевать, кто меня услышит. Все, вот он, сын Лиарна, спрятаться не сможет, ничто его не спасет. Я занесла руку, и тут мир почему-то рухнул к моим ногам; вернее, рухнула я - к его основанию?

Зазвенело стекло, руку полоснуло чем-то острым. Я поняла, что лечу вниз. Махнула пальцами, спокойная, бесстрашная, подумаешь, банальный спелл амортизации. А потом приду и шкуру спущу с шутника. Но тело вдруг пронзила жгучая, воющая боль, и начался ее отсчет.

Раз. В горле булькало и жгло. Я никак не могла вдохнуть, не могла пошевелиться, а вокруг было ярко-голубое небо, слепившее глаза. Свет будто хотел меня испепелить, уничтожить, превратить в часть себя. Хрипеть было больно, но я все-таки захрипела, и по щеке потекло что-то густое и отвратительно вязкое. Попробовать пошевелить рукой, наколдовать лечение, ну же, принцесса!

Два. По щеке текла кровь, и я с ужасом поняла, что не чувствую вообще ничего, кроме боли. Не ощущаю кончиков пальцев, а значит, не могу себя спасти. К небу примешались чьи-то волосы и темные глаза, пришло ощущение, с ним вместе - белая вспышка, за которой разглядеть ничего нельзя. Стон, стонать, от этого легче.

- Все будет хорошо, - уверенно сказал кто-то, и я почувствовала, что лежу не на гладкой поверхности, а на чьих-то коленях. Зрение вдруг стало кристально-ясным. Стонать, ну же, давай.

Три. Надо мной склонился Беллиан. Молчать, не издавать ни единого звука, и так уже опозорилась по полной программе.

- Сначала целение, потом боль. Простите, пресветлая, - красавчик зажмурился и стал колдовать, а я вдруг увидела, что он прокусил себе губу, и по его подбородку протянулась тонкая красная ниточка. Не знаю, как не расхохоталась в голос.

Четыре.

- Все, все. Теперь все хорошо.

Я попыталась нагло улыбнуться - выйти должно было очень эффектно, в моем-то состоянии! - и спросить: 'Да ну?!'. Смех обернулся кашлем, и остатки слов пришлось проглотить вместе с кровью. Пять.

- Да, - отозвался Беллиан, и удивление на миг расцветило мой осколчато-светлый мир боли. - Лаэн, кричи, блядь, да почему же ты не кричишь, демоны тебя забери?!

Боль действительно рвалась из легких, но так пасть перед этим типом, который на прошлой неделе обогнал меня в зачаровании... Лучше спокойно и с достоинством умереть. Шесть.

И тут боль исчезла.

Я зашлась кашлем, вздрагивая в руках Беллиана, чувствуя, что он меня обнимает, видя все и сразу, но особенно хорошо различая его, темные волосы, почти черные глаза, испуганную улыбку - и солнечный свет, который, оказывается, все это время тоже был вокруг. Семь.

- Не носите это кольцо больше, пресветлая, оно несчастливое - Беллиан стащил с моего указательного пальца побрякушку с двумя рядами сапфиров, вложил мне ее в ладонь - и вдруг рассмеялся, потерянно и горько, звонко и убито. Он так и не отпустил мою руку, и вместо боли все мое сознание оказалось заполнено этим новым ощущением.

Восемь.

Разряженная в пух и прах, я сидела в тронном зале и думала о том, что ничем не могу помочь человеку, спасшему мою жизнь. Догнать бы его, поговорить, как прежде, но... Я уронила голову на руки и сосредоточилась на прохладе, исходящей от пяти моих лучших колец. Пролежав в отключке почти два дня, я так и не смогла ничего придумать. Приходилось признать очевидное: мы с Беллианом в жизни не говорили по душам. Он молчал о своем происхождении, потом - о брате, продолжает не распространяться о смерти родителей. И смысла-то не было его догонять: за ним увязался Эллорн, а я только стала бы обузой, которой, впрочем, всегда и была.

Хотелось плакать; я провела так полдня, не зная как взбодриться - и стать нужной хоть кому-нибудь. Во дворце все, как обычно, ходили на голове: к вечеру должен был приехать старик посол. Я попыталась включиться в приготовления, тоже дело, но Эллорн велел мне забыть о работе, съездить домой за красивым платьем и сидеть отдыхать. Я вздохнула в ответ и, еле передвигая ноги, побрела вниз, переполненная чувством бессмысленности происходящего. Рядом с конюшней мне встретился Себ, я только и сумела, что махнуть рукой в знак приветствия, запрыгнуть на первого попавшегося коня и умчаться куда глаза глядят. Впрочем, толком никуда они и не глядели.