Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв.

Но самое главное, безусловно, заключалось в том, что политическое влияние Изабеллы Баварской постоянно росло — по мере того, как приступы безумия Карла VI становились все продолжительнее. С 1401 г. королева являлась соправительницей своего супруга и замещала его в моменты помешательства[390]. На ней лежала опека наследника престола, а также разрешение конфликтных ситуаций между ближайшими родственниками короля, прежде всего между герцогом Бургундским и герцогом Орлеанским, каждый из которых пытался перехватить первенство в делах управления страной. Таким образом, Изабелла находилась в довольно сложном положении, постоянно лавируя между двумя политическими партиями.

В первые годы XV в., когда симпатии королевы склонились на сторону Людовика Орлеанского, Жан Бесстрашный, едва успев стать герцогом Бургундским после смерти своего отца Филиппа Смелого, начал кампанию по ее дискредитации. На Пасху 1405 г. Жак Легран, известный в парижских ученых кругах монах-августинец, прочел перед супругой монарха, а затем перед самим Карлом VI и его приближенными проповедь, в которой резко осудил нравы, царившие при дворе Изабеллы. Он обвинял ее дам в склонности к роскоши, пьянству и разврату, заявлял, что среди них «правит одна лишь Венера», а сама королева не только потворствует этим «дьявольским оргиям», но и принимает в них участие[391].

Мишель Пентуэн, пересказавший в своей «Хронике» речь Леграна, и сам был настроен весьма критично по отношению к Изабелле Баварской. Он утверждал, что ее правление тиранично: она не заботится о защите страны, но думает лишь о собственной выгоде, о роскоши и услаждении тела. Более того, во всех этих преступлениях оказывался, по мнению монаха из Сен-Дени, также виновен и Людовик Орлеанский — главный сообщник королевы, ставший ее правой рукой в делах управления[392]. От этих, более или менее реальных фактов оставалось сделать всего один шаг, чтобы превратить герцога в любовника супруги Карла VI.

Намеки на неподобающее поведение Изабеллы и Людовика мы находим уже в Songe veritable, анонимном стихотворном памфлете, датирующемся 1406 г. Автор устами Разума (Raison) обвинял герцога не только в бездарной внутренней и внешней политике, но и в том, что с возрастом тот становится все более похотливым, а это ведет к «гибели души и тела» и к потере репутации[393]. Ставя Людовику в пример достойнейших правителей прошлого (Вильгельма Завоевателя, Александра Македонского и Карла Великого), Разум утверждал, что ни один из них не достиг вершин власти, обогащаясь за счет подданных и предаваясь азартным играм и разврату[394]. Что же касается королевы, то ее Разум прямо называл уродливой женщиной, которая совершенно напрасно не прислушивается к доводам рассудка и не обращает внимания на мнение окружающих[395]. Он предрекал ей скорую потерю былого могущества и советовал быть готовой к «ударам Судьбы»[396].

В столь же завуалированном виде слухи о любовной связи Изабеллы Баварской с Людовиком Орлеанским присутствовали, как я уже отмечала, в «Оправдании герцога Бургундского» Жана Пти 1408 г. Однако после 1417 г., а особенно — после заключения договора в Труа в 1420 г., эти сплетни начали распространяться с новой силой — и во Франции, и в других европейских странах.

В договоре, текст которого практически без изменений оказался скопирован не только в официальных документах королевской канцелярии и регистрах Парижского парламента, но воспроизводился во множестве сочинений французских и английских хронистов[397], сообщалось, что единственным наследником Карла VI отныне становится английский король Генрих V[398], и самым подробным образом прописывались его новые права и обязанности. Что же касается французского дофина Карла (будущего Карла VII), то он упоминался здесь всего дважды. В статье 12 речь шла о том, что Генриху следует подчинить своей власти все «мятежные города, замки, деревни и области, [а также] подданных, примкнувших к партии, обычно именуемой [партией] дофина или арманьяков»[399]. А в статье 29 давалось весьма туманное объяснение, почему претензии Карла на престол не являются более легитимными: это связывалось с «ужасными и немыслимыми преступлениями и проступками», совершенными им[400]. Их содержание в тексте не раскрывалось, однако современникам событий было очевидно, что речь шла об убийстве герцога Жана Бесстрашного 10 сентября 1419 г. на мосту Монтро во время его переговоров с дофином, которого бургундцы единодушно считали зачинщиком этой расправы[401].