Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв.

Естественно, в договоре не было сказано ни слова о предполагаемом адюльтере Изабеллы Баварской, поскольку подобный факт бросал бы тень на достоинство самого Карла VI. Тем не менее, многие формулировки совершенно недвусмысленно указывали на то, что французский монарх отныне не считает дофина собственным отпрыском. В отличие от присутствовавших в тексте бесконечных ссылок на «нашего дражайшего сына» Генриха V и «нашего дражайшего сына» Филиппа III Доброго, герцога Бургундского (наследника Жана Бесстрашного)[402], данное определение применительно к Карлу не было использовано ни разу. Более того, «так называемый дофин» (soy disant Daulphin) оказывался исключен из числа особ французской «королевской крови», в отличие от английского монарха[403], отпраздновавшего помолвку с «нашей возлюбленной дочерью» Екатериной Валуа как раз накануне подписания договора, 20 мая 1420 г.[404] Иными словами, подданным Карла VI прямо давали понять, что последний из его сыновей признан незаконнорожденным, а потому лишается права престолонаследования.

Эту идею особенно поддерживали пробургундски настроенные авторы — например, анонимный создатель Pastoralet (1422–1425 гг.), в тексте которого ощущалось сильное влияние «Хроник» Жана Фруассара, Songe veritable и «Оправдания» Жана Пти[405]. Об Изабелле Баварской здесь сообщалось буквально в первых строках, и автор, повторяя давно известные суждения Жака Леграна, утверждал, что при дворе ее правит Венера[406]. Поклоняясь этой богине, королева якобы предала своего супруга, за что многие ее порицают[407]. «Безумие, которое она «творила своим телом», отмечалось в Pastoralet далее, полностью обесчестило ее[408]: ведь лучше было бы потерять все, «вплоть до нательной рубашки», нежели достоинство[409].

Еще более откровенен был Жан Брандон, в своем «Хронодромоне» 1428 г. прямо заявлявший о любовной связи Изабеллы с Людовиком Орлеанским[410]. Автор Geste des nobles françois (1429 г.), несмотря на свои симпатии к партии арманьяков, также пересказывавший слухи, которые ходили о королеве, хотя и называл их «лживыми»[411]. К середине XV в. те же домыслы подхватили и иностранные авторы. Так, Энео Сильвио Пикколомини (будущий папа римский Пий II) сообщал в De viris illustribus (1445–1450 гг.), что дофин Карл не мог быть сыном Карла VI, поскольку родился уже после того, как французский монарх полностью лишился рассудка[412]. К той же идее он возвращался и позднее, утверждая, что Изабелла Баварская совершила адюльтер, а потому прямая линия наследования французского престола прервалась и королевство оказалось обречено на гибель[413].

* * *

Тема развратной правительницы (regina nefanda), своими интригами погубившей страну, в рамках которой рассматривалось аморальное поведение супруги Карла VI, была чрезвычайно популярна у средневековых авторов задолго до XV в. и восходила еще к Блаженному Августину[414]. В IX в. она стала центральной в обвинениях, выдвинутых против Юдифи, второй жены Людовика Благочестивого, и Рихарды, супруги Карла III Толстого[415]. Тогда же идею о том, что неурядицы в королевской семье напрямую затрагивают всех подданных, развивал в своем сочинении «О разводе Лотаря» Хинкмар Реймсский: «Это дело касается всех христиан. Оно связано с королем и королевой, т. е. с христианином и христианкой, и, согласно брачному праву, данному Господом в Раю нашим прародителям, укрепляется церковью и подтверждается Богом через человеческие и божественные установления»[416]. В X в. Лиутпранд Кремонский в своем «Антападосисе» противопоставлял похотливых итальянских принцесс «святым» представительницам германских королевских домов, дабы подчеркнуть законность притязаний императора Священной Римской империи Оттона I (962–973) на итальянские владения[417]. Для средневековых мыслителей двор правителя воплощал в себе все королевство. И именно королева несла моральную ответственность за порядок и спокойствие, царящие там. Следовательно, она сама обязана была быть поистине безупречной. Если же ее подозревали или прямо обвиняли в сексуальной распущенности и иных прегрешениях, она дискредитировала и своего супруга-монарха, и саму идею высшей светской власти[418].