Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв.

«Как же случается, что Бог попускает зло? Провидец-человек, видя зло, стремится тотчас же уничтожить его, так как он не может превратить зло в добро. Бог же, провидец Вселенной, может из зла извлечь добро. Ведь преследованиями тиранов укреплялось терпение мучеников, а чародеяниями ведьм происходило совершенствование праведников… Зло, случающееся с отдельными особями (например, повешение вора или закалывание какого-нибудь животного для человеческого питания), не совершается в ущерб совокупности особей, а помогает людям сохранить жизнь и пребывать в благоприятных условиях жизни. Таким образом, и для Вселенной происходит отсюда добро»[1262].

В конце XVI в. ту же мысль развивал в «Демономании колдунов» Жан Боден, утверждавший, что Господь, по мнению «всех философов и теологов» и прежде всего Платона и Аристотеля, является первопричиной всего сущего и от него проистекают все явления и события в подлунном мире[1263]. Как следствие, и демоны и их владыка дьявол также были созданы Богом, они зависят только от него и подчиняются лишь его указаниям[1264]. И если имя Господа оскверняют, он насылает на своих земных подданных болезни, войны и голод и использует в качестве посланников силы ада[1265]. Ибо, подводил итог этим размышлениям Боден, Всевышний избрал дьявола для свершения собственного правосудия — чтобы наказывать дурных людей и укреплять в вере добрых христиан[1266].

Польза от существования колдовства заключалась таким образом в том, чтобы осознать величие Господа. Но в то же время оно оказывалось необходимым, чтобы понять, кто именно и как с этим явлением должен бороться: концепт колдовства помогал создавать образ нового врага, против которого объединялась не просто община истинно верующих, как это было во времена активной борьбы с еретическими сектами, но все светское государство во главе с правителем. Таким образом, ведьмы и колдуны были нужны не только для того, чтобы яснее представлять себе и всячески подчеркивать собственную — христианскую — идентичность, но и для того, чтобы понять, каким целям должны служить власть имущие[1267].

Иными словами, концепт колдовства в определенной мере помогал осознанию того, что такое светская власть, как она создается, кто ее представляет и как она может оставаться добродетельной, т. е. направленной на поддержание мира и порядка в обществе. Вот почему на протяжении эпохи позднего Средневековья и раннего Нового времени авторы-демонологи так много внимания уделяли проблемам войны и разрухи, связанной с засильем ведьм и колдунов; вот почему так подробно, еще со времен Иоанна Солсберийского, обсуждалась проблема дурных советников; вот почему обвинение в занятиях колдовством регулярно использовалось в политической пропаганде.

Когда Жак Шиффоло вводил в историографию понятие политикорелигиозных процессов и определял время их существования началом XIV столетия, он предполагал, что развитие права и судопроизводства в последующие столетия позволило разграничить эти две сферы: занятия колдовством постепенно начали восприниматься как самостоятельный состав преступления, не связанный ни с ересью, ни с деяниями, носившими строго политический характер (как, например, военная измена). Столь жесткое разделение «политики» и магических практик (и всех связанных с ними идей и концепций) представляется мне слишком искусственным и надуманным, ведь Жак Шиффоло не рассматривал колдовство в точки зрения его пользы для общества и, в частности, для политических сил и правителей Западной Европы эпохи Средневековья и Нового времени, а судебное преследование магических «искусств» — как оружие в политической борьбе.

Впрочем, как кажется, и в современной историографии колдовство редко изучается именно с этих позиций. В ставшем уже классическим сборнике основных теоретических сочинений, посвященных данному культурному феномену и изданных Брайаном Леваком в 2005 г., отсутствовали даже ссылки на «Поликратик» Иоанна Солсберийского, и концепт колдовства как элемента светской политической культуры эпохи Средневековья и раннего Нового времени не рассматривался[1268]. То же самое можно сказать и об огромном обобщающем труде The Witchcraft Reader, вышедшем в 2008 г., или о столь же внушительном по объему сборнике статей Witchcraft, Demonology and Magic 2020 г.: ни один из принявших в них участие авторов не обратил внимания на тот факт, что в создании данного концепта и в распространении представлений о нем как об исключительно опасном явлении принимали участие не только отцы Церкви, теологи и инквизиторы, но и светские авторы — судьи, врачи, книгопечатники, университетские профессора и даже сами правители[1269]. Единственным, пожалуй, исключением на этом фоне стала уже неоднократно упоминавшаяся выше монография Петера Горзоллы[1270], которая — при всех ее недостатках — оказалась посвящена той же теме, что стала главной и для моего исследования.