Короли пепла

Рока впился грязными ногтями в ладони. Когда освобожусь, подумал он, я сотру эту улыбку с твоего лица и покажу тебе, что значит настоящее страдание.

Он сидел в темноте и клокотал, но вскоре уже не мог перестать думать об Эгиле и ночи криков. Сквозь жар своей злости он почувствовал фальшь и стыд и подумал: наверное, таким вещам никогда не будет оправдания. Если так, то в один прекрасный день Рока заплатит без жалости к себе. Но этот жестокий король будет последним. Сперва он позволит Букаягу сграбастать этого мужчину, как собак, и тот не станет молить о пощаде.

А пока он в отчаянии сидел рядом со скрюченными трупами зверьков, жалея, что не может погладить их по шерстке. Он еще никогда не убивал живое существо – за исключением людей – если не намеревался его съесть.

Позднее железная дверь ямы хлопнула снова.

Раздалось постукивание деревянных башмаков, и в поле зрения Роки появились голые загорелые ноги. Он поднял глаза и увидел девушку, закутанную в мягкую крашеную ткань, которая выглядела скроенной из цельного лоскута материи и облегала ее безупречную, гладкую кожу. Испуганные глаза незнакомки заметались по яме.

Следом за ней вошел Кэптин. На его лице застыло вымученное спокойствие, и он сразу же перевел взгляд на трупы собачек. Он положил руку на плечо девушки и крепко прижал ее к себе, почти в защитном жесте. Затем сверху рявкнул король.

Кэптин встретился взглядом с Рокой и, не отрываясь, смотрел на него. Это навеяло воспоминания о зале собраний в Хальброне – с ножом у тела жрицы и вождем, испытывающим решимость мальчика.

О да, хотел сказать Рока, я убью ее, ямный вождь. Я убью тебя, и твоего короля, и весь мир, прежде чем подведу Бэйлу, прежде чем стану еще одним страдающим, бессильным рабом вроде тебя.

Но он не говорил на их языке, поэтому всего лишь зарычал. При этом звуке девушка вздрогнула, ее осторожную улыбку погасил страх.

Рока отлично знал, какой эффект он производит на женщин. Он предполагал, что, возможно, в этом новом мире на него будут смотреть по-иному. Но теперь он знал: было глупо на это надеяться. Он взглянул на свою окровавленную одежду и скованные кандалами ноги, на кучи собственных нечистот в углу комнаты. Здесь он был чудовищем, гниющим в глубинах ада, и потому он не винил гостью.

Глаза Кэптина остекленели, но его рука напряглась, и он подтолкнул девушку вперед.

Рока не знал точно, что они задумали. Возможно, хотели, чтобы она посидела с ним и напомнила ему о жизни и возможности чего-то большего, чем просто бои с другими людьми на арене. Когда она подошла ближе, а он ничего не предпринял, несколько зрителей рассмеялись и сделали резкие движения бедрами.

Гостья положила дрожащую руку себе на плечо и сбросила ткань на замызганный пол. Моргая, Рока уставился на ее наготу – абсолютную, за вычетом золотых колец на запястьях и лодыжках.

Глаза его бездумно принялись блуждать. Они исследовали женскую плоть, задерживаясь то на одной ее части, то на другой, так что у него запылало лицо. Первый раз он видел женщину без одежды, за исключением своей матери. И внезапно он все понял.

Эта мысль повергла Року в оцепенение. Они намереваются свести их, как собак или лошадей.

Он слыхал о мальчиках-изгоях, подвергавшихся подобным издевательствам в Аскоме, хотя никогда этого не видел. И это были всего лишь мальчишки.

В Аскоме вот так овладеть женщиной было столь тяжким преступлением, столь глубоким пятном, что виновный мужчина вечно страдал бы в посмертии.

«Разве у вас нет матерей? Дочерей? – подумал с ужасом Рока. – Разве нет законов, запрещающих подобное? Да вы люди вообще?»

– Я убью ее после, – шепнул Букаяг, – так что наш тюремщик не увидит слабости. – Он облизнул губы. – Теперь уже очевидно: нет богов, которых следует бояться.

Рока вздрогнул от слов брата. Они не принадлежали конкретно ему, но все равно исходили из его уст.

Делать все, что им заблагорассудится, – слабость. И этот поступок – зло. Я тебе не позволю.

Букаяг сжал их общие руки в кулаки и поерзал о стену.

– Почему нет? – прошипел он, и яд, скрытый в его словах, удивил и напугал Року. Кэптин от этого звука встрепенулся, а девица побледнела.

Потому что она могла бы быть нашей матерью. Нет никакой разницы. Что за мужчины, если они не защищают своих матерей и дочерей от таких посягательств?