Короли преступного мира

Но не ссора с сестрой мучила Павла. Терзала его расхлябанность, неспособность взять себя в руки. Напрасно он в своей комнате над письменным столом повесил дурацкий плакатик: «Сделай дело — гуляй смело!» Не помогало. По-прежнему науками занимался вяло, книги валились из рук, а репетитор по английскому, потеряв терпение, с обидой сказал:

— Вам, юноша, я бы посоветовал поразмышлять вот над чем: а легко ли быть человеком?

Человеком быть ему легко. В школе на перемене гонял футбол, иногда с пацанами фарцевал, бегал на дискотеки и ругался дома с матерью — беззаботное время, разве мать пригрозит, что пожалуется отцу на его «безобразия».

Репетитор убеждал, что «так» английский не пойдет… Английский требует чувственного слуха и труда. Он же нетрудоспособный.

В школе все помешались на бизнесе. Им бредили, в него верили, как в бога. Полшколы уже ходили «крутые», чуть ли не все в богачах — разговоры шли не на рубли, а на тысячи и миллионы…

Павлу приходила иногда мысль, что это детский самообман — ну, какой там «изначальный капитал» на фарцовке? Пена одна… Мыльный пузырь, лопнет со временем — и все. Но зараза тащила всех, тащила и его… Как-то сосед по парте предложил «сорвать куш» на какой-то фирме. И он попался на крючок: субботу и воскресенье продавал какое-то тряпье, а затем грузили в складские помещения сахар… Новенькие девятьсот рублей хрустели в кармане.

Сосед сказал:

— Видал? Это же деньги!

Он же убедил Павла в том, что тот коммерсант и что им непременно надо записаться на курсы менеджеров, правда, отстегнув для начала две «штуки», но что две тысячи по сравнению с ожидаемым будущим, когда «лимоны» уже в кармане похрустывают?..

Вот об этом и хотел Павел поговорить с отцом. Желание родителей запихать его на юридический, когда жар-птица уже на ладошке, неразумно! Всего две тысячи… Неужели отец не поймет, что коммерция — дело выгодное и надежное, к тому же он сам занимался ею.

Павел надеялся на великодушие отца.

Дон Роберт приехал домой раньше, чем обычно; встретив в передней Павла, кивнул ему головой и прошел в ванну, где с наслаждением поплескался водой. Павел ждал отца, когда тот облачится в домашнюю пижаму и позовет его: он уже подготовил свою вступительную речь.

Дон Роберт, поцеловав жену и перекинувшись с ней незначительными фразами, прошел в кабинет и говорил там минут десять по телефону. Павел весь изождался. Наконец дон Роберт развалистой походкой вышел из кабинета и, круто повернув головой в сторону Павла, громко сказал:

— Ты ждешь, сынок. Извини, дела.

Он сел в столовой, поставив перед собой бутылку сухого грузинского вина.

Павел говорил быстро и путано, он был возбужден, изо всех сил стараясь убедить отца. А тот молча тянул сухое вино и озадаченно поглядывал на запальчивого сына.

— Менеджер — это будущее! — торжественно провозгласил Павел свою аккордную мысль.

Дон Роберт страдальчески сморщил лицо, словно у него разболелся зуб. Павел притих — неуверенность в том, что отец понял, скоблила душу: ведь на карту поставлено все…

— Ай да Пашка, ай да сукин сын. — Отец весело, широким шагом ходил по столовой.

— Ты не согласен? — выпалил Павел.

— Да ты прирожденный артист! Как ты говорил… Нет, брат, ты просто дурак! Закопать в себе талант, и ради чего? Да ты знаешь, что такое менеджер?! Да еще в наше собачье время… Кто тебе сказал, что за две тысячи какие-то ловкачи на курсах сделают из тебя менеджера? Обманывают мальчишек, выманивая деньги из кармана родителей. Какой обвал в этой стране!

Голос дона Роберта стал глухим и властным.

— Так вот, слушай меня. Менеджер — тина… глупость! Ты же пойдешь на юридический факультет — и баста! А когда закончишь его, твое дело, хоть в менеджеры, хоть в продюсеры. — Дон Роберт неожиданно подобрел и, обняв сына, ласково заглянул ему в глаза. — Сначала выучи английский, менеджер!

— Ты, как мама. Для нее важно лишь одно: вырасти хорошим человеком.

— Хороший человек — не профессия. Это хобби, мой мальчик. А профессия — это жизнь. Какая профессия, такая и жизнь. Поверь мне, уж я-то знаю, что такое хорошо и что такое плохо.

Дон Роберт чеканил свои слова, словно монеты… Павел понял: отца не убедишь — бесполезно! Пересохшими губами он вяло сказал:

— Ну, тогда я пойду.

— Выше голову, Пашка! Ты же мой сын. — И дон Роберт, осушив фужер с вином, скупо улыбнулся. — В этой жизни и не то бывает…

Эльмира ездила в Успенский монастырь. Это была даже не экскурсия. Несколько девчонок из Университета собрались да и смотались за познанием жизни. Девочек встретила сама игуменья, матерь Варвара.

Женщина с сильным, волевым лицом подействовала на Эльмиру: она говорила о том, что ее женский монастырь создан для спасения души или, по слову преподобного Серафима Саровского, стяжения Духа Святого. Эльмира да и другие девочки не очень-то понимали все то, о чем им поведала игуменья, но, побродив по монастырю, где каждый нес свое послушание: пек хлеб, косил, доил коров или занимался каким-нибудь другим хозяйствованием — вдруг почувствовали какое-то особое душевное равновесие.