Короли преступного мира

Дома Эльмира заявила, что она лучше уйдет в монастырь, чем будет жить здесь… Там, по крайней мере, есть забота Бога о человеке.

Павел усмехнулся.

— Жаль, что монастырь женский. Я составил бы компанию.

Эльмира скорчила мордашку, но в эти дни у нее наступило потепление к Павлу: возможно, ей все же было жалко расставаться с братом — хоть и балбес, но родной, и она его любила, — да, собственно, и заявление-то было сделано для красного словца: исполнять свою угрозу она не собиралась…

Однажды на Эльмиру налетел порыв нежности, и она, застав Павла одного в его комнате, прошла и села на диван напротив брата.

— Чего пришла? — грубо бросил Павел. — Или уже решилась… прощаться пришла?

— Да нет же, дурачок. С монастырем я подожду. Тебя жалко. Без меня тебе плохо будет.

Павел еще был в состоянии обиды на отца.

— Скажи, может, ты знаешь, чего предки тащут на юриста? Ребята в классе в один голос: юрист — пустослов… Я хочу менеджером, на курсы хочу. Каких-то две тысячи… отец жмется, будто не его сын. А может, меня подбросили?

— Тебя — не знаю, меня — точно, — засмеялась Эльмира и обняла подсевшего брата. — Нас, Паша, двое: чего нам ссориться? Давай бороться против отца вдвоем.

— Бороться? Против отца? Да ты первая продашь…

— Да вот и не продам. Заруби на носу — я твоя сестра.

— Бороться! Да ты что?! Мне один приятель сказал: правда, что твой отец — мафиози? У него деньги куры не клюют. И он, если захочет, кого хочешь уберет…

— Мафиози? — насмешливо переспросила Эльмира. — Глупости… А ты их по дороге собираешь.

— Я тоже так думаю, — задумчиво сказал Павел. — Дай поцелую, сестра. Ты мне иногда нравишься.

— Целуй в щечку. Ну как, против отца — вместе?

34

Дон Роберт мыслил весьма современно: жизнь, как резина, — тянешь, и она тянется; отпустил — она тут же вернется на место; в стране спортивный азарт — все рвутся к чему-то непонятному, ненасытство страшное; идеалов прежних нет, нет и веры в жизнь; фарцовочная страна захлебнулась в дешевом бизнесе и предпринимательстве… Вспоминать прошлое немодно, уже считалось дурным вкусом; тем страннее выглядело настоящее: именно те, кто стоял у сытной кормушки, теперь больше других крушили веру, низвергая идеалы; жизнь была похожа на вертушку или волчок; несколько генералов покончили с собой — не выдержали ломки; западных миссионеров по обращению в свою веру стало навалом; опять, как в недалекие времена, хиппи и панки, пугая прическами, там и сям сидели и пели в метро; Пушкинская площадь — базар, в полушикарном расписном «Макдональдсе» разбитные подростки и чинные старушки в кроссовках лопали чизбургеры кока-колой, — жизнь, как резина, ее тянули, и она тянулась…

Дон Роберт не то понимал, не то чувствовал — но это надолго. Американцы говорят, лет на десять… Может, и так. По-другому нельзя. Все равно придется так, как требует время, по прейскуранту поднимающихся цен, на выживание…

Жизнь и торговля уже были неразличимы… Плебейская мода на рыжие куртки, белые носки, «пирамиды»… Тупые подбородки рэкетиров и характерное желание большинства делать деньги из денег…

В их ряду дон Роберт был не последним — он осознавал свое предначертание и, как резина, которую тянули, тянулся сам…

Он понимал смысл мафии. Почему-то считалось, что ее становление в Союзе началось в период зрелого застоя — конец шестидесятых и начало семидесятых… Возможно. Но зерна, брошенные в семидесятых, когда чиновничья верхушка вконец утратила нравственные ориентиры, особенно хорошо проросли в период перестройки. Именно перестройка с ее непродуманными концепциями дала толчок развитию мафии в «совке». Горбачевская кооперация всколыхнула мафиозные, преступные элементы, которые сразу увидели в ней для себя золотое дно.

В короткий срок, за каких-нибудь пять-шесть лет, организованная преступность стала силой, способной потягаться с правительством и реформаторами; обладая поразительной гибкостью в отличие от официальных, закостенелых структур, она успешно использовала все пути для своего преступного обогащения. Так, горбачевская борьба с пьянством дала сомнительный социальный эффект, зато мафия получила свой куш: громадные дивиденды от организованной спекуляции спиртными напитками и сахаром.

Вирус преступности, как заразный грипп, гулял по России. Кооперативы платили дань, как наверх в виде взяток и поборов, так и вниз в виде отступного рэкетирам.

Мафиозные структуры выходили на новый качественный уровень групповой профессиональной преступности. Родилась элита с четким разветвленным распределением функций. Она взяла на себя координацию и улаживание внутренних конфликтов, создала фонды материальной поддержки и подкупа в виде широко известных «общаков».

Шла идеологизация преступного образа жизни. Общество взамен развивающейся культуры получало в наследство зонную психологию.

Простому человеку трудно было понять, на кого работали реформы, но мафиозные воротилы уже знали, что в любом случае реформы работали на них: деньги делали деньги.