Короли рая [litres]

Эллеви подняла тост за свою противницу и окинула взглядом; зал наполнили вежливые аплодисменты, кубки покорно застучали о деревянные столы. Женщины улыбались с застывшими лицами и осторожными глазами, а мужчины выглядели озадаченными либо ухмылялись – эти явно распознали проявление женской войны и наслаждались ролью зрителей, чувствуя, что сами стоят в стороне и в безопасности.

Вальдайя лишь смотрела и жевала, моргая единственным белесым глазом.

Тебе нечего у меня отобрать, взглядом пообещала Эллеви. Ты могла бы затеять игру со своими урожаями и попытаться заморить столицу голодом, но в этом случае я заберу больше женщин из твоего рода, отдам их вождей другим матронам и урежу твою драгоценную власть вдвое.

Состязание все продолжалось, но Эллеви знала, что – в отличие от мужчин – враждебным намерениям сильной матроны нужно бросать вызов сразу и напрямую. Ты могущественна в этом мире, кузина, подумала она, но я – глас Божий, и ты будешь подчиняться.

Время тянулось, пока даже пожилые женщины не отвели глаза; овации стихли и снова усилились, и Эллеви испугалась, что спесь восторжествует над разумом.

Наконец Вальдайя склонила голову. Она молча пила картофельное вино и жевала овсянку, и зал вновь наполнился смехом и бахвальством счастливых вождей.

Попойка продолжалась, когда солнце опустилось и превратило день в Орхусе в ночь, и Эллеви наконец почувствовала, как ее плечи расслабились, когда матроны дружно склоняли головы перед каждым новым блюдом. Низкородный мясник освежевал овцу и отрубил ей копыта, оставив шкуру как подстилку, на которой продолжил рубить и разделывать. Используя вытяжку, он прочистил овечьи кишки, затем свернул и завязал их, как веревку, прежде чем опорожнить полный травы желудок и заново наполнить его кровью. Рядом с ним его сын приправлял органы и укладывал на чугунные сковородки или погружал их в солоноватую воду, а в большом чане растапливал жир, которым позднее все сдобрит.

Естественно, эта разделка была церемониальной. При таком количестве гостей на пристроенных кухнях у сестер трудились десятки поваров, и большая часть еды была приготовлена часами ранее, включая соленые и сладкие молочные блюда, ждущие своего часа в погребах, чтоб не испортиться. Однако все это – животные, мука, соль, молоко, масло и работники – было подарено матронами в зале. Сам Орден не владел ничем. «Лишь тем, кому нечего терять, нечего бояться», – мысленно процитировала она книгу. Это и подобные речения пророка освобождали дочерей Гальдры, как никакое другое живое существо, позволяя им сосредоточиться на том, что действительно важно.

– Госпожа, снаружи арбник – он говорит, вас хочет видеть одна жрица. – Служанка наклонилась: – Он говорит, с ними несколько мужчин и они забрызганы кровью.

Арбниками называли разведчиков и посыльных, работающих на Орден. Как и многое другое, «Арб» являлось просто словом, обозначавшим разведчика на старом языке, давно забытом большинством, включая многих из сестер. Но Эллеви наслаждалась их невежеством.

После угрозы столкновения с Вальдайей кучка долбаных мужчин едва ли могла вызвать трепет в животе, но жрица знала: ее бы не побеспокоили, не будь это чем-то достаточно серьезным. Вспыхнуло воспоминание о первых нескольких ночных расправах двухлетней давности – о том, как прервали ее утреннюю молитву, дабы известить о еще одной ночи убийств. Эллеви попыталась выкинуть это из головы.

Все вместе эти «смуты», как их теперь называли, были самой серьезной угрозой миру за целое поколение. В конце концов Орден отправил воинов в еженощные патрули, арестовал бездомных и назначил вознаграждения за полсотни известных бандитов. Он устроил для женщин публичные похороны, и Эллеви ярилась за кафедрой перед собравшимися вождями, напоминая им об Имлере и его преступлениях, о том, что он вычеркнут из книги деяний и подвергнут наказанию в аду. Она прочла проповедь о цене хаоса и необходимости закона. И хотя она так и не узнала, кто нес ответственность или в чем конкретно заключался тот конфликт, после ее проповеди бесчинства прекратились. Убийцы в масках больше не появлялись со времен богомерзкого кошмара, постигшего Дом Тиры, но все-таки осадочек остался.

– Скажи им, что я выйду к ним чуть позже.

– Да, госпожа. – Женщина попятилась, опустив шаль, и направилась к выходу.