– Я хочу рассказать тебе о моих планах, – сказал Рока, – но я не могу тебе доверять.
Глаза мужчины метнулись от лезвия к сидящему на корточках Роке и уставились на него.
– Ты можешь доверять мне, Рока. Я рассердился из-за чертога, но все обошлось. Это все еще хороший план, наш план.
– Нет. – Рока помотал головой. – Это не
–
Он дал мужику время переварить услышанное, позабавленный тем, что это правда и что все это
– И ты поможешь мне, Эгиль, – продолжил он. – Ты поведаешь мне все, что тебе известно об этом мире, во всех деталях, какие знаешь, включая прошлое и личности вождей, а также рассказы о достойных внимания опозоренных людях без вождей. Затем ты будешь рассказывать великие истории в залах собраний
– Хорошо, – сказал страх Эгиля, – как пожелаешь.
Но Рока знал: это не продлится долго, если только эта глупая уверенность в глазах барда не поблекнет. А до тех пор он не настолько надежен, чтобы ходить куда-то в одиночку, – не настолько надежен, чтобы верить в Року больше, чем в самого себя.
– Я думал, что найду тебе лучшее применение, Эгиль. Я думал, что ты мог бы соблазнять жриц и очаровывать моих врагов. Но я был наивен, теперь я это вижу. Тебе нельзя доверять такие вещи, и это меняет твое требуемое положение.
Он чувствовал себя странно, произнося эти слова. Мальчик, любивший Бэйлу, никогда бы не стал вредить мужчине подобным образом.
Эгиль поерзал ступнями и мотнул головой.
– Мне можно доверять. Можно. – Этот олух даже не мог объяснить почему.
– Нет, – сказал Рока, – нельзя. Важно, чтобы ты понял: сейчас ты не можешь сказать ничего, что остановит это. Не можешь сказать ничего, что заставит меня поверить. – Он обернул кисть руки другой тряпкой, затем поднял раскаленный клинок за рукоять.
– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолился Эгиль, – я сделаю все, что ты скажешь. Тебе не нужно этого делать.
Рока разочарованно качнул головой. В своей Роще он снова заплакал.
– Видишь? – Он сел возле ступней Эгиля, удержал его от пинков, обхватив их рукой, и подождал, пока они замрут. Затем опустил дымящийся красный клинок под одну ступню, которая снова дернулась, когда Эгиль почувствовал жар. Рока мог бы связать ему ноги туже, но предпочел этого не делать. – Шевельнешься, – сказал он, – и будет хуже. Я могу взять больше, чем намереваюсь, Эгиль. Но подчинись, и, может, я сделаю меньше. – Он ждал. Ступни еще дрожали, но теперь слабее. А потом он рубанул.
Вопль Эгиля, полный боли и ужаса, эхом разнесся по деревьям Рощи, так что Рока заткнул уши и некоторое время оставался там, глядя, как разлетаются птицы. Пока он отсутствовал, его тело велело Эгилю перестать бороться. Оно сказало, что это будет продолжаться еще какое-то время и что оно не может позволить Эгилю удрать, не так ли? Оно сказало ему, что он сможет ехать верхом на Суле, и разве не здорово это будет? Оно дало ему воды и нежно вытерло пот с его лба и сказало, что он хорошо справился, прежде чем прижечь раны пламенем, пока мужчина кричал и визжал. Оно отрезало ему соски, пока он молил и упрашивал, и выбило несколько задних зубов молотком и стамеской. Когда оно велело ему открыть рот, а иначе разрежет ему щеку, он повиновался, и это показалось важным.
Утром оно перевязало и накормило его, медленно и мучительно. Оно растерло травы, как это делала Бэйла, и смазало раны, сказав, что это поможет предотвратить гниение, и помогло ему вычистить испачканное нижнее белье и переодеться в свежее, как делало когда-то для своей больной матери. Оно сказало, что Эгиль может отдохнуть целый день, потому что он справился так хорошо – может, и пару деньков, – а потом они отправятся на Север. Все это время оно замечало, что крики Эгиля не беспокоили Сулу, который просто стоял рядом и щипал травку.
Рока лишь надеялся, что через пару дней Эгиль станет таким же полезным слугой, как и его конь, и что обучение больше не понадобится. Он считал верным и справедливым, что один должен ездить верхом на другом – также как и то, что люди на вкус подобны свиньям.