– Эти люди мешают мне, Законовещатель.
Старуха взглянула, прищурив глаза.
– Меня это не заботит. Рока, сын Бэйлы, обвиняется в попытке убийства одной из Верховных Жриц Гальдры. Ты подойдешь к центру этого круга, представишься Богине и изложишь свои доводы. В противном случае Рока будет считаться отсутствующим и будет объявлен вне закона, доколе не придет в это святое место. Тебе ясно?
Он ринулся вперед и попытался пробиться силой. Мужчины легко толкнули его назад. Он метнулся в сторону, чтобы их как-то обойти, и некоторые подступили на полшага и обнажили свои мечи, укоризненно покачав головами.
–
Он оглядел зрителей, и все, будто в упор не видя его, отводили глаза. Одни уставились на облака, другие на траву, а третьи побрели из круга. Он чувствовал подступающие слезы.
Законовещатель с издевкой осклабилась:
– Что тебе можно или чего нельзя, остается между тобой и богами, сын Имлера. Если есть люди, кои обходятся с тобой несправедливо, разберись с ними, либо можешь прийти сюда и обвинить их.
Казалось, он не мог унять дрожь.
– Я обвиняю их
Она покачала головой, словно Рока был самым глупым, невоспитанным мальчишкой, которого ей доводилось видеть.
– Ты должен встать в
Рока вглядывался в лица сидевших на скамьях мужчин и женщин. Они тоже не хотели встречаться с ним взглядом, уставившись или вдаль, или вниз на землю, словно их вдруг заинтересовала трава, и тогда-то ему стало ясно: он совершенно один.
Книга гласила, что любой может быть истцом – кто угодно может привлечь другого к ответственности за преступление, свидетелем которого стал, от чьего угодно имени. Каждый из наблюдающих мог подойти к кругу и обвинить мужчин перед Рокой в противодействии закону, что было ясно любому, имеющему глаза. Но никто не шевельнулся.
– Быть посему, – изрекла Законовещатель. – Я объявляю Року, сына Бэйлы, отсутствующим при разборе его дела. Никакого приговора вынесено не будет, доколе сюда не явится Рока или его представитель. Но до тех пор он признается в Аскоме внезаконником. Его имущество изымается. Он нежеланный гость у очага и в доме. – Казалось, она помедлила, прежде чем закончить, и Рока знал, что грядет. – Ни одна женщина или мужчина не могут быть обвинены в преступлениях против него.
Рока взвыл или, возможно, ахнул – хотя не собирался и вообще хотел презрительно рассмеяться. Он увидел глаза Кунлы и в точности понял ее намерения.
– Они убьют меня, Вещатель. Прямо тут, прямо сейчас. Эти люди убьют меня перед вашим камнем закона. Меня, безоружного мальчика. – Он упал на колени, и слезы полились. Его мать лежала мертвой в поле, и он перерезал ей горло ни за что ни про что. Ведь он мог бы остаться и согреть ее, мог бы укрыть чем-нибудь и сказать, что любит ее, и держать за руку до конца. Но вот он здесь, окруженный незнакомцами, бесполезный. Он гадал, не могли ли Законовещателя подкупить, или просто так устроен мир.
Мысленным взором он увидел, как подступают воины, чтобы его убить. Возможно, это предоставят сделать единственному из них, прямо тут – казнить его стоящим на коленях, одним ударом меча. А может, его сперва утащат прочь и будут пытать, доколе Кунла не удовлетворится…
Мгновение он искал и не находил причин бежать. Вне закона он непременно умрет в одиночестве где-то в глуши, либо его выследят и убьют забавы ради, за вознагражденье или по приказу Кунлы. Он ничему не научится, ни за что не отомстит и будет страдать до самой смерти.
Казалось, его последние слова остались без внимания. Законовещатель выкликнула имена участников следующей тяжбы, охранники замерли, и «судопроизводство» продолжилось.
Рока задрожал и вытер щеки, затем едва не рассмеялся, подумав, как хорошо, что Бэйла не может его сейчас видеть.