Короли старшей школы

Осознание этого заставляет меня понять, что, даже если мне придется стоять в стороне и смотреть, как она влюбляется в моего брата так же, как любит меня, я это вынесу. К счастью, это будет означать, что она все еще здесь, все еще в поле зрения, где я могу ее защитить.

Кэптен, может быть, и силен, но у меня нет никаких сомнений в том, что никто не сможет защитить ее так, как я. Никто.

Я остаюсь, я могу украсть то, что должно быть моим, – ее прикосновение. Я могу коснуться ее руки пальцами, когда прохожу мимо, заявить, что это было случайно, или схватить ее за руку, чтобы привлечь ее внимание.

Все что угодно, лишь бы почувствовать тепло ее кожи на своей, пусть даже всего на секунду и так невинно.

Только это не будет невинно.

Каждый раз я буду желать, чтобы ее неспокойные глаза смотрели на меня не просто так, с потребностью. С желанием.

Она убила свою мать.

Она прогнала Перкинса.

Она сожгла поместье Грейвенов.

Она узнала, что у ее единственной подруги было – есть – больше секретов, чем у нас.

Она узнала, кто изнасиловал ее тогда – моя собственная гребаная кровь.

Семья – это не только общая кровь.

Как раз в тот момент, когда она, вероятно, почувствовала, что все налаживается, Лео и Виенна появляются из ниоткуда, готовые вырвать ее, передать, как грязный приз.

Все из-за меня.

Все это.

Я вздрагиваю, когда ее рука касается моей лопатки, каждый мускул в моем теле напрягается, но только на мгновение, потому что в следующее мгновение ее другая рука ложится мне на бицепс. Ее маленькие пальчики обхватывают его изо всех сил, и все кончено.

У меня подкашиваются колени, и я падаю на пол, приветствуя жжение, которое пронзает мои бедра. Моя голова падает на грудь, кулаки упираются в пол.

От ее резкого, прерывистого вдоха у меня на шее напрягаются жилы, и я ненавижу себя еще больше.

Через несколько секунд в поле зрения появляются ее ноги в носках, потом колени, когда она садится прямо передо мной. Она садится на ноги, и, когда ее рука поднимается, я зажмуриваюсь.

Ее мягкие пальцы дрожат на моей щеке, и я задерживаю дыхание, глотая тот воздух, что остался во мне. Тепло охватывает мое холодное лицо, когда ее ладони встречаются с моей челюстью, ее рука движется, пока кончики ее указательных пальцев не оказываются у меня за ушами, остальные обхватывают мою шею.

Она приподнимает мою голову, тихое шарканье дает мне знать, что она придвигается ближе.

Это занимает у нее минуту, но потом она заговаривает.

– Открой глаза, здоровяк.

Ее дыхание обдает мое лицо, и я сжимаю губы, чтобы не чувствовать ее.

Черт.

– Здо… – Она обрывает себя, и ее дрожащий вдох совпадает с моим. – Мэддок, пожалуйста, – шепчет она. – Открой.

Мои руки взлетают, чтобы схватить ее запястье, и она замирает, ее пальцы отрываются от моей кожи, но я скольжу руками вверх по ее рукам, накрывая тыльную сторону ее ладоней своими, и опускаю их, оставляя там, где они есть, и наконец она расслабляется.

Я резко открываю глаза, и тут же она опускает взгляд.

– Не-а, детка, – шепчу я. – Это несправедливо.

– Справедливо… – шепчет она, издает грустный смешок, и наконец ее глаза открываются.

Обе наши хватки усиливаются одновременно, ее на мне, моя на ней. Это инстинктивно – держаться крепче, подсознательно бороться за контакт, которого мы хотим, но не можем иметь.

– Ройс нашел тебя, – хрипит она. – Куда ты уехал?

– Поехал прокатиться. – Я прикусываю щеку.

– Прокатиться… – Она замолкает, прерывисто дышит, сжимает губы.

Она знает.

– Когда я вышел из школы, я выбросил свой телефон и GPS. Пошел прямо к рельсам.

Ее челюсть начинает дрожать.

– Запрыгнул в первый попавшийся поезд, вышел, когда он остановился. Повторил на следующий день.

Ее голова опускается, и она глубоко вздыхает.

Она понимает, точно знает, почему я решил покататься по стальным рельсам.

Мне нужно было почувствовать тебя, детка, и только так у меня это получилось.

– Прости, – шепчу я, мои ноздри раздуваются, когда ее ноздри краснеют. – Это я во всем виноват, во всем этом. – Все, в чем я только что убедил себя, испаряется, и слова убегают от меня. – Я не должен был соглашаться на это. Я вообще не должен был позволять ему забрать тебя.

– Перестань.

– Ты не можешь принадлежать никому другому, когда ты уже моя, Рэйвен. Только так. Моя.

– Мэддок… – хрипит она, и когда ее глаза опускаются, из них текут слезы.

– Я не прошу тебя причинять ему боль, – шепчу я, придвигаясь ближе, наши колени теперь соприкасаются. – Но, детка… Я хочу тебя.

– Я беременна.

Ее слова – торопливый, резкий выдох, и мои руки отдергиваются от нее так быстро, что она вздрагивает.

Я падаю на пятки, потом на задницу.

Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги, снова падаю, но хватаюсь за край кровати и сразу спотыкаюсь о шкаф у двери. Я открываю ее и вываливаюсь в коридор.

– Мэддок, подожди! – кричит она, но дверь закрывает меня от нее.

Моя голова ударяется о стену, и щеки начинают дрожать.

Я прикусываю десны, пока кровь не покрывает каждый дюйм рта, стекая на губы.