Короли Вероны

Пьетро взглянул на Кангранде. Тот был мрачнее тучи — понятно почему. Его загнали в угол.

— Если Антонио сам не может сражаться, кто защитит его честь? — Кангранде выдвинул последний аргумент.

— Пусть выберет защитника, — отвечал Гаргано. — Возможно, его брат…

— Я буду защищать честь моего друга!

Все взоры устремились на Пьетро, уже пробиравшегося на середину залы. Антонио тоже поднял голову и кивнул. Взгляд его оставался пустым. Марьотто, который не мог встать без посторонней помощи, недоверчиво уставился на Пьетро.

Более всех, кажется, удивился Кангранде.

— Пьетро… Сир Алагьери, неужели вы будете сражаться за Антонио?

— Разумеется, буду.

— Но почему?

— Потому, мой господин, что я знал об искре, что вчера вечером пробежала между Марьотто и донной Джаноццей, однако ничего не предпринял.

— Пьетро, это не твое… — начал Марьотто, но отец резко его оборвал:

— Замолчи, щенок!

— Если мне не изменяет память, сир Алагьери, — продолжал Кангранде, — вчера вечером у вас были другие дела. — И он напомнил присутствующим о попытке похищения и о леопарде.

— Это не оправдание, мой господин. Вчера вы приняли меня в рыцари. — Пьетро прикрыл глаза и процитировал: «Стать рыцарем значит сделаться Господним мечом, вершащим правосудие на земле. Рыцарь сокрушает несправедливость. Рыцарь защищает невиновных. Рыцарь слушает глас Божий». — Пьетро открыл глаза и в упор взглянул на Кангранде. — Благодаря моему попустительству случилась беда. Это пятно на моей чести.

Цитируя слова Кангранде, Пьетро надеялся склонить его на свою сторону. Однако услышал из уст своего господина закономерный вопрос:

— А разве Марьотто не друг тебе?

Пьетро перевел взгляд на искаженное болью, обескураженное лицо Мари.

— Друг, мой господин.

— И ты тем не менее намерен с ним сразиться?

Пьетро тщательно обдумал свои следующие слова.

— Марьотто только что получил удар по голове. Вряд ли он способен сейчас сражаться. С вашего позволения, мой господин, я бы предложил другого защитника чести Монтекки.

На лице Кангранде отразилось отвращение. Он клюнул.

— И кто же у тебя на примете? Уж не убитый ли горем престарелый отец Марьотто?

— Нет, мой господин, хоть я и не сомневаюсь, что синьор Монтекки в бою не уступит юноше. — Кровь пульсировала у Пьетро в висках, и ему большого труда стоило не частить, а говорить внятно, подчеркивая каждое слово. — Покуда никто не упомянул об ответственности донны Джаноццы. В этой истории многое зависело от нее.

— Неужто ты вздумал сражаться с женщиной? — Кангранде не улыбался, только в глазах замерло ехидство. Он пытался умалить храбрость Пьетро, выставить его на посмешище.

В ответ Пьетро снял перчатку и крепко ее стиснул.

— О нет, мой господин, я желаю драться с человеком, который свел этих двоих. Синьор Каррара замешан в деле, он связан и с донной Джаноццей, и с Марьотто. Первой он доводится дядей, второго он выбрал своей племяннице в мужья. Если синьор Каррара полагает, что способствовал осуществлению настоящей любви, пусть защищает эту самую любовь, не щадя жизни! — И Пьетро бросил перчатку.

Все рты пораскрывали от изумления. И вдруг послышался голос Марцилио:

— Вызов принят! Вызов принят! — Сам молодой Каррара уже пробирался сквозь толпу.

— Я тебе покажу «принят»! — взревел Гранде и подался вперед, чтобы отвесить племяннику пощечину.

— Капуллетти никогда…

— Монтекки никому не позволят отвечать за свои грехи!

— Тише! Тише! Синьоры, успокойтесь! — взывал Кангранде. — Сир Алагьери, моя благодарность за все, что вы для меня сделали, не знает границ. Однако я не могу разрешить эту дуэль. Мой указ опирается на законодательство.

— Если уж на то пошло, дело не в законодательстве, — проговорил, поднимаясь со своего почетного места в первом ряду, Гульермо дель Кастельбарко. Старейший член Anziani, Кастельбарко имел вес в городе — вес как золота, так и ратных заслуг. — Мой господин, вы поддерживаете традицию, начатую вашим достославным дядей, великим Мастино. Согласно этой традиции, указ считается законом, только если он написан и должным образом заверен.

— Ну так напишите его, — велел Кангранде. — А я не допущу, чтобы мой город превратился в поле битвы!

Тут вмешался Пассерино Бонаццолси. Возведя очи горе, он изрек:

— Не знаю, как в Вероне, а в Мантуе подобные указы заверяются подписями всех членов совета старейшин в ходе заседания, должным образом организованного.

Кангранде раздраженно оглядел почтенных Anziani.

— Объявляю внеочередное заседание совета старейшин. Присутствующие считаются кворумом при голосовании. — Кангранде принялся выкликать старейшин по именам, первым назвав Гульермо дель Кастельбарко. Тот не отозвался. Кангранде перечислил всех, однако никто из благородных синьоров не подал голоса.