Короли Вероны

Аурелия подбежала к отцу, чтобы помочь ему надеть плащ. Точно такой же плащ — темно-голубой, вязаный и потому никогда не развевавшийся на ветру — Джаноцца не далее как утром расправила на плечах своего супруга. Гаргано надел шлем. Шлем был новый — Марьотто привез его отцу из Франции. Надо лбом скалил зубы грифон — точь-в-точь как на шлеме Марьотто, подаренном ему Папой.

— Я пришлю гонца, — крикнул Гаргано уже с лестницы.

Аурелия взглянула на подруг.

— А мы пойдем?

— Не знаю, — произнесла Джаноцца.

— Конечно пойдем, — заявила Антония.

Она погасила свечи, Аурелия взяла плащи, а Джаноцца открыла дверь — лишь для того, чтобы увидеть своего свекра, бегущего назад в комнату. Только теперь плащ его был в крови и пропах дымом.

Внезапно Джаноцца оказалась в кольце объятий, причем далеко не отеческих.

— Франческа!

— Паоло! — Супруги заворковали. Марьотто не сразу вспомнил о сестре.

— Аурелия, Бенвенито внизу, собирает еще людей. Он целехонек, ни единой царапины.

Аурелия обняла брата и побежала к жениху. Джаноцца задала вопрос, вертевшийся на языке у Антонии:

— А кузен сира Бонавентуры жив?

— Фердинандо? — уточнил Марьотто. Он не понял, почему Джаноцца справляется о Фердинандо. Однако заверил: — Да, жив и здоров. Таких несносных типов ни меч, ни копье не берет.

Антония не вздохнула, не улыбнулась. Она ограничилась кивком и вопросом:

— Почему такая суматоха?

— Я должен ехать, — начал Марьотто. — Дело в том, что бас… что незаконный сын Кангранде похищен, а вместе с ним и сын Баилардино. Пьетро уже пустился в погоню.

— Какой Пьетро? — опешила Антония.

— Ваш брат! Клянусь Пресвятой Девой, я сам не знал. Я понятия не имел, что Пьетро в этих краях, мало сказать — в Виченце! Я вообще думал, он у Скалигера в опале. Получается, вы…

— Секунду, — резко перебила Антония, взмахнув рукою перед самым носом Марьотто. — Давайте с самого начала.

Марьотто рассказал о сражении и об ужасных последствиях — похищении детей и предательстве.

— Пьетро первым бросился в погоню. А мы должны прочесать окрестности и найти похитителя.

— Так чего же вы ждете?! — воскликнула Антония и ткнула Марьотто в грудь. — Может быть, Пьетро именно сейчас нужна ваша помощь!

— Пьетро вполне может за себя постоять, — заверил Марьотто. — Сегодня он сдерживал натиск падуанцев на узкой улочке дольше, чем мы предполагали. — Марьотто взглянул на жену. — Я должен тебе что-то сказать. Антонио сегодня утром мне угрожал, еще перед сражением. Он жаждет дуэли. Сегодня же или сразу, как только мы выполним приказ Капитана.

— Но ты ведь не будешь с ним драться? — выдохнула Джаноцца. — Закон запрещает дуэли.

Марьотто погладил ее по щеке.

— Не важно, что запрещает закон и что разрешает. Я не могу не принять вызов. Иначе репутация моя будет навек загублена. Я понимаю, все это скверно. Знаешь, когда сегодня мы с Антонио бились бок о бок, я почти забыл о нашей ссоре. Мне казалось, вернулись старые времена. — Марьотто провел рукой по тщательно уложенным волосам жены. — Франческа, мне пора. — Он поцеловал Джаноццу, коротко поклонился Антонии, надел шлем и побежал вниз по лестнице.

Джаноцца незамедлительно упала. Антония бросилась к ней, думая: «Бедняжка, похоже, умеет заплакать по собственному желанию». Джаноцца действительно не преминула зарыдать; слезы лились на лиф прелестного нового платья, что Марьотто привез из Франции; в ответ на уговоры Антонии помолиться ротик растягивался в бессмысленно-капризную гримаску. И все же молитву начали. Девушки молились Пресвятой Деве, святому Пьетро, святому Джузеппе и святому Зено. Под окном послышался стук копыт — это из замка выезжал Гаргано с отрядом. Джаноцца метнулась было к окну, но Антония ее удержала, снова увлекла на холодный каменный пол и заставила закончить молитву.

Слезы Джаноццы высохли. Икая, она велела камеристке принести воду для умывания.

— Какая же я глупая, точно ребенок. Антония, пожалуйста, не говори Паоло, что я так плакала. А то ему будет за меня неловко.

Тревога в сочетании с досадой сделали Антонию язвительной. Она не удержалась и спросила:

— Почему ты называешь его Паоло?

— У нас так заведено. Я называю мужа Паоло, а он меня…

— Знаю, Франческой.

Джаноцца безошибочно уловила презрение в голосе подруги.

— Почему ты сердишься?

— Я не сержусь, — вздохнула Антония.

— Ты не одобряешь поведение Франчески ди Римини?

Антония не сумела сдержаться и фыркнула:

— Конечно нет!

— Почему?

— Джаноцца, если ты читала поэму моего отца, тебе должно быть известно, что Франческа и Паоло находятся в аду!

— Да, конечно, но у нее есть оправдание. Они с Паоло не виноваты, это все…

— Это все что? Поэзия их толкнула на кривую дорожку? А может, погода? Или звезды?

— Антония, твой отец проникся к ним такой жалостью, что потерял сознание, говоря о несчастных влюбленных.

«Пожалуй, прав был отец, назвав недостаток образования опаснейшей вещью».