Короли Вероны

— Пойдем, — скомандовал Пьетро, и Меркурио послушно поплелся за ним ко входу в церковь. Пройдя под каменным сводом с западной стороны, Пьетро открыл деревянную дверь. Он прикрепил ошейник пса к цепи рядом с дверью и поспешил снять шляпу и перчатки. Пьетро преклонил колени перед алтарем и опустил пальцы в купель, чтобы осенить себя крестом. Затем он посмотрел направо, где находилась исповедальня. Не обнаружив в ней ни исповедующегося, ни исповедника, юноша оглядел пустую церковь. Она казалась светлой и радостной даже ранним зимним утром. Возможно, такой эффект создавало чередование кремового и красного оттенков: взгляд невольно скользил, следя за полосами, все выше, к величественному кресту на куполе. Пьетро практически всю сознательную жизнь каждый день бывал в церкви; одни храмы Господни поражали величием, другие — роскошью убранства, но никогда еще ни одна церковь не казалась Пьетро столь… столь уютной.

Пьетро с благоговением рассматривал крест, когда от стен и купола отделилось почти осязаемое эхо.

— Боже праведный! Да это же один из триумвиров Виченцы!

Пьетро вздрогнул. Взгляд его устремился к восточному входу.

— Синьор Ногарола! — воскликнул он, покраснев, и поклонился.

Баилардино да Ногарола широким шагом приблизился к алтарю. Еще в январе Пьетро представили зятю Кангранде — тот приезжал в гости. Тогда Пьетро был немало удивлен: он воображал себе мужа Катерины каким угодно, только не светловолосым, не громогласным и не с торчащей в разные стороны бородой.

— Ну и холодрыга! — воскликнул Баилардино. Он шагал по нефу, как по площади на параде, тяжело ставя толстые короткие ноги, и успевал охаживать себя ладонями по широким плечам. — Но тем проворнее будут всадники! А? Как ты думаешь?

— Не знаю, мой господин, — отвечал Пьетро. — Мне никогда не доводилось присутствовать на скачках.

— Присутствовать, ха! — загремел Баилардино. — Сегодня ты увидишь одно из чудес современного мира! Посмотришь на скачки, а там и в пустыню удалиться не жаль — все равно лучше ничего в жизни быть не может. Разумеется, кроме скачек, что состоятся в будущем году! — Взгляд Баилардино упал на костыль. — Хорошая штука, мне б такой. Женщины обожают раненых героев. Возьми хоть моего брата. Пока у него было две руки, он и на час красотку залучить не мог, а теперь, однорукому-то, ему отбою от них нет. У тебя небось тоже так? Признайся, девчонки в очереди стоят, чтоб твой шрам погладить, а заодно и прилегающие территории? — И Баилардино затрясся от хохота.

— Нет, синьор.

Пьетро с удивлением обнаружил, что улыбается. Жизнерадостность Баилардино оказалась заразительной. Тем более непонятно было, как Катерина вышла за него или почему Кангранде так его любил. Катерина и ее брат — люди сдержанные, а Баилардино — этакий рубаха-парень, фамильярный до неприличия. С другой стороны, Пьетро никогда не видел Катерину в обществе мужа. Возможно, с ней Баилардино ведет себя иначе. Или она — с ним.

Баилардино вышел из-за занавеса, отделяющего альков с небольшой купелью. Явился Скалигер, бросая своей выгоревшей гривой отсветы на стены часовни. В первый момент он казался мрачным, но, заметив Пьетро, воскликнул:

— Синьор Алагьери! Ну вот, теперь, кажется, и вы услышали. Да благословит вас Бог в этот важный для вас день. Баилардино вам, наверно, уже надоел?

— Я всего лишь учил его, как извлечь пользу из этого важного дня.

— Не слушай его, Пьетро, — посоветовал Скалигер. — Он уже из ума выжил.

Пьетро не нашелся что ответить и просто поклонился. Костыль, скользнув по каменному полу, издал громкий скрежет. Меркурио потянулся к Кангранде, требуя ласки, и получил причитавшееся ему поглаживание по узкой морде. Скалигер нарядился для праздника — поверх камичи с красно-белой вышивкой, изображающей пасторальные сценки, на нем был темно-красный фарсетто. Единственным украшением одежды Кангранде служили миниатюрные розовые бутоны из серебра, свешивавшиеся с бахромы на фарсетто, а также с отворотов сапог. Наряд Баилардино был кричащим, но одновременно и более удобным — дублет на шнуровке спереди и плащ, подбитый темным медвежьим мехом.

Не переставая играть со щенком, Кангранде произнес:

— Не стоит кланяться мне в церкви, Пьетро. Здесь нужно кланяться Господу.

Баилардино тряхнул льняными волосами.

— Он и мне поклонился. Бьюсь об заклад, по нему все девушки в округе сохнут.

— Нет, — отвечал Пьетро, поднимаясь. — Девушки сохнут по Марьотто.

Кангранде рассмеялся, но Баилардино гнул свое:

— Нет, так меня и так, говорю вам: против ран ни одна девица не устоит. Закатай штанину, чтоб показать ей шрам, и она стащит с тебя бриджи, чтоб увидеть остальное.

Пьетро вспыхнул и расплылся в улыбке. Не любить Баилардино было просто невозможно.

— Баилардино, — с упреком произнес Кангранде, — мы как-никак в доме Божьем.

Однако Баилардино нимало не смутился.

— Бог одобряет плотскую любовь. Иначе зачем Он сделал ее такой приятной?

Кангранде только вздохнул.

— Пьетро, Туллио был у тебя?

— Да, мой господин. Час назад. Благодарю вас.

— Извини, что я столько тянул.