Короли Вероны

Под кривизною лица великий поэт пытался скрыть гордость за сына.

«Отец совсем не стар. Он только ведет себя как старик».

Годы, проведенные за чтением и письмом, сгорбили спину Данте, но Пьетро хорошо знал, что сутулость — отнюдь не признак старости. На заре нового века Данте было тридцать пять; последующие четырнадцать лет оказались куда сумрачнее леса, в котором очутился поэт, «земную жизнь пройдя до половины». Помимо прочих испытаний, Данте перенес конфискацию имущества и унижение заемщика, вынужденного существовать на приданое жены. В глазах друзей и семьи он стал hostis. Трое из шести совершенно здоровых детей его умерли. Алигьеро — они с Пьетро были погодки — в возрасте двенадцати лет скончался от чумы, выкосившей половину города. Эта же зараза унесла жизнь самого младшего брата, Элизио, — тому было восемь. Данте даже никогда не видел Элизио — он родился через три месяца после оглашения приговора об изгнании.

Больнее всего Данте переживал смерть своего первенца, Джованни, наделенного правами и обязанностями, которые теперь перешли к Пьетро. Когда Данте изгнали, Джованни было всего девять лет, и он немедленно присоединился к отцу. В скитаниях прошло еще девять лет. Во время путешествия в Париж с целью посетить Парижский университет Джованни утонул в реке. Власти Флоренции не позволили Данте вернуться и похоронить сына на родине — прах Джованни покоился теперь в Пизе, благодаря любезности Угуччоне да Фаджоула.

Трагедия круто изменила жизнь Пьетро. Ему в ту пору было почти шестнадцать, и отец вызвал его в Париж, чтобы он занял место старшего брата. Младшие, Поко и Антония, остались с Джеммой во Флоренции, на попечении Франко, брата Данте. Однако вскоре прошел слух о том, что всех детей изгнанников мужеского пола ждет казнь, и Джемма поспешно отправила к Данте и Поко. Данте не выразил радости по этому поводу — он предпочел бы вместо Поко видеть Антонию. А теперь, как следует из последнего письма, Антония едет к ним, и скоро вся семья наконец-то будет в сборе.

Возможно, Данте состарило изгнание, однако Пьетро воображал, что здесь вина «Комедии». В июне поэту должно было исполниться пятьдесят; каждый прожитый день, казалось, прибавлял ему десять лет. Конечно, он отдыхал во сне; но каждый штрих на бумаге стоил ему целого дня жизни. Сегодня праздник, думал Пьетро, значит, отцу можно не заниматься изнурительным сочинительством. В то же время юноша чувствовал, с какой неохотой отец идет развлекаться. Договор со Скалигером обязывал Данте присутствовать на подобных торжествах. То была непомерная плата за целый потерянный для творчества день.

Пьетро так глубоко ушел в свои мысли, что, подняв глаза и увидев огромное пространство, сравнимое с греческой агорой или римским форумом, вздрогнул. Кругом были люди, тысячи людей; они жались друг к другу, чтобы согреться. Данте с сыновьями вышел на пьяцца Бра. Солнце уже проглядывало между башен Вероны, и, хотя первый забег состоялся всего часов пять назад, нарушители общественного порядка успели уже и наотмечаться, и получить свою порцию розог за это отмечание от людей Скалигера.

Пьетро остановился. Перед ним, подобно немыслимому острову в человеческом море, поднималась римская Арена. Осенью Пьетро не довелось толком ее рассмотреть, а с самого возвращения из Виченцы он ходил только по улицам, прилегающим к палаццо Скалигеров.

Арена была облицована кирпичом, однако основу ее составляли речные камни и осколки черепицы. Сооружение держалось на арках, сделанных из огромных плит розового мрамора; каждая арка была в четыре человеческих роста, в ширину же такова, что под ней свободно могли пройти в ряд пятеро. Пьетро насчитал двенадцать арок, и у него зарябило в глазах. Арена величиною и величественностью многократно превзошла все его ожидания.

— По сравнению с той, что находится в Риме, эта Арена — просто внутренний дворик, — послышался голос сбоку.

— Не может быть, — прошептал Пьетро в благоговейном страхе. Наконец он понял, почему Арена столько лет являлась для отца источником вдохновения: Данте написал свой «Ад» по ее образу и подобию.

Отец указал на самый верх, на арки, которые были гораздо выше остальных.

— Видишь? Это остатки внешней стены, которая много лет назад обрушилась в результате землетрясения.

Пьетро попытался представить, что Арена окружена еще одним кольцом арок, но не смог — в его понимании ни убавить, ни прибавить к Арене уже ничего было нельзя. Он снова благоговейно помолчал.

— Вот где неисчерпаемый источник вдохновения, — произнес Данте. — Пойдем. Скалигер ждет.

Несколько уборщиков с гербом Вероны на одежде смывали со стен свежие надписи. Между камней струилась вода. Она смешивалась с пылью, похожей на сухую красную глину, что покрывает стены с незапамятных времен. Красная пыль превращалась в грязь, и казалось, что камни кровоточат. Все было как во сне. Из ада вытекала река крови, сквозь щели в каменной кладке просачиваясь в мир смертных.