Короли вкуса

– Это, мать, не бардак, – весело сказал он. – Это – приличная квартира приличного человека. Ты б вот поглядела на хаты, где торчки тусят! Или где живут гости из дружественных среднеазиатских государств. Их в такую однушку по три семьи с детьми набивается. И я тебе скажу, по сравнению с тем, что творится там, здесь – Кремлевский дворец.

Он снова отвернулся к монитору.

– А ты давно в полиции работаешь? – Вероника отчего-то почувствовала неловкость.

То, что для нее было картинками в новостной ленте – чем-то далеким, а оттого почти нереальным, – для этого парня являлось ежедневной рутинной работой.

– После армии подался, на пару с корешем, – рассеянно отозвался Саша. – В этом году восемь лет будет… Ф-фух, ну хоть не запаролен!

Натужно гудящий системный блок наконец справился с тяжелой работой. Черный экран доисторического лампового монитора засветился знакомой заставкой Windows. Саша защелкал мышью, перебирая иконки на рабочем столе.

Вероника немного постояла у него за спиной. Игры, фильмы, вордовский файл с гордым названием «Доклад», папка с учебными файлами – Живчик, видимо, посещал какие-то курсы. Вряд ли Саша найдет здесь что-то интересное. А если вдруг найдет, скрывать не станет.

Вероника от нечего делать прошлась по комнате. Остановилась напротив секции стенки, закрытой стеклянными дверцами.

Три полки за дверцами были заставлены книгами. Тусклые корешки – собрания сочинений классиков, которыми во времена СССР традиционно украшали все квартиры; Вероника подумала, что едва ли Загорцев читал хоть одну из них. Две другие полки частично занимала красивая посуда, а частично – книги по кулинарии. Вот эти, в отличие от классиков, выглядели читанными. Вероника увидела и неизменный элемент каждого советского дома – «Книгу о вкусной и здоровой пище», у мамы была такая, и множество ярких, современных изданий. И даже одну старинную, темно-коричневую книгу, на корешке которой название было выписано потускневшими от времени золотыми буквами, с ятями и твердыми знаками.

Перед рядами книг стояли фотографии.

Загорцев обнимает за плечи невысокую, полноватую девушку в солнечных очках, Загорцев позирует возле огромной, в человеческий рост надписи «I love Cочи», Загорцев держит перед собой на вытянутых руках здоровенную рыбину. А вот – снимок, сделанный совсем недавно. Загорцев на знакомом подиуме, у знакомого стола. Рядом с ним Ильичев, покровительственно улыбается.

Вероника потянула дверцу на себя. Попыталась сделать это осторожно, но не сумела – фотографии посыпались на пол.

– Ох… – Она присела на корточки.

– Что? – Саша обернулся.

– Да вот, фотки рассмотреть хотела, а они вывалились.

– Не трогай, – приказал Саша. Потянулся к сумке, вытащил еще одну пару перчаток. Протянул Веронике: – Вот, надень сперва. Что-то интересное увидела?

– Да нет. Так, ерунда…

Вероника послушно натянула перчатки. Собрала с пола фотографии, задержала взгляд на той, где Загорцев стоял рядом с Ильичевым. Интересно, а фотографии своего кумира он тоже распечатывал? Те, сделанные через щель в раздевалке, о которых говорила Агния?..

После обдумывания мысль показалась не такой уж бредовой. Если сама Вероника сто лет никакие фотографии не распечатывает, это ведь вовсе не означает, что их не распечатывает никто? Живое свидетельство – вот, снимок едва ли трехмесячной давности. Так, может быть… Вероника присмотрелась к полкам повнимательнее. Поверх кулинарных книг увидела стопку бумаг. И, ни на что особо не рассчитывая, потянула ее на себя.

Конверт лежал сверху.

Обычный белый, без картинок и надписей, довольно большой. Не заклеенный. Вероника заглянула в конверт.

Невероятным усилием воли в последний момент сумела удержаться от восклицания.

К Саше она сидела спиной. Саша, чертыхаясь сквозь зубы, по-прежнему щелкал мышью.

Вероника, косясь на него и молясь про себя всем богам за то, что надоумили сегодня надеть не облегающее платье, а шорты со свободной майкой, затолкала конверт за пояс шорт. Майку опустила сверху.

28

Смуров покончил с обедом и взялся за холодный кофе (его называли «фраппучино», но Смуров никак не мог запомнить это слово-выродок), когда зазвонил телефон.

Мысленно выругавшись, Смуров достал назойливо дребезжащий кусок пластика и по привычке, доведенной до автоматизма, огляделся. Рабочий телефон, а значит, разговор точно не для чужих ушей. Впрочем, в этой забегаловке никогда и не было особо людно. Потому Смуров ее любил.