Короли Жути

– Посмотрим, – хмыкнул он. – Пожалуй, следовало бы пояснить, что в те дни и люди, и чудовища были в кабале у друинов. Мои родные, как и все остальные представители человеческого рода, прислуживали друинам, а наши братья-чудовища выполняли черную работу, трудились в каменоломнях и на стройках. Впрочем, людям, хоть и подневольным, предоставлялась относительная свобода. А потом разразилась война, в которой по приказу враждующих экзархов бессчетные воинства монстров сражались друг против друга. И не смей спрашивать, что за война, – предупредил он диву. – Не отнекивайся, я же вижу, ты уже рот раскрыла. Погоди, я сейчас все объясню.

– А может, лучше сразу расскажешь, как стал бессмертным? – попросила она.

– Исторический фон необходим для лучшего понимания ситуации, – заявил гуль.

– Путь у нас не такой уж и долгий, – напомнил ему Клэй.

– Ну, как знаете, – вздохнул Кит. – Что ж, для экономии времени я не стану рассказывать ни о своей разгульной юности, ни о том, как я открыл для себя непревзойденную прелесть батингтинга и научился на нем играть, ни о своих музыкальных подвигах в сражениях с Контой и его непобедимыми легионами големов…

– Фигассе музыкальные подвиги… – пробормотал Ганелон.

– …а сразу перейду к повествованию о том, как я стал придворным музыкантом у экзарха Фираги и к чему это привело. Однако же, если вы вообразили, что я обрел бессмертие, продав душу некроманту или отведав горсть снега с неприступной горной вершины, предупреждаю, что должен вас разочаровать. Произошло это по весьма заурядной, досадной и, я бы сказал, дурацкой случайности, в которой даже признаваться стыдно. Меня укусил павлин.

Гэбриель заинтересованно склонил голову набок. Дейн захихикал и шепнул брату на ухо что-то неразборчивое, но очень похожее на «придурок».

– Вот именно, по дурацкой случайности, – повторил гуль. – Впоследствии выяснилось, что это был вовсе не павлин, но смотритель экзархского зверинца принял его за павлина, а я допустил ту же прискорбную ошибку. Дело в том, что по ночам я украдкой проникал во дворец, где развлекал прелестную жену Фираги: сладкие песни и пленительные звуки батингтинга ублажали ее слух, а блаженство иного рода я доставлял ей с помощью, гм, другого инструмента. Ну вы понимаете, о чем я…

– С этого места поподробнее, – потребовал Матрик, чем очень удивил Клэя, не ожидавшего услышать подобное заявление от пятикратно (если не больше) обманутого мужа-рогоносца.

– Когда царственный супруг приходил к жене в покои, она выпроваживала меня потайным ходом в сад, – продолжил Кит. – Однажды, блуждая среди искусственных деревьев в рукотворном саду экзарха, я столкнулся с так называемым павлином. Увы, в тот вечер я не удержался от чрезмерных возлияний, или, попросту говоря, был в стельку пьян. Именно поэтому я совершил первый из двух дурацких поступков: решил приласкать павлина, а он меня укусил.

– А второй дурацкий поступок? – спросила Саббата.

– Убийство павлина, – заявил гуль. – Я стукнул проклятую птицу моим любимым батингтингом, к слову говоря – подарком экзарха. К несчастью, удовольствие, доставленное этим неосмотрительным поступком, было чрезвычайно кратковременным, потому что тут-то и выяснилось, что мерзкая тварь – никакой не павлин. А феникс.

– Что? – протянул Матрик.

– Феникс. Весьма преклонного возраста. Клянусь всеми очами Тамарат, я совершенно не ожидал такого подвоха.

– Невероятно, – сказал Муг.

– А феникс – это который восстает из пепла? – полюбопытствовала Саббата.

– В общем-то, да, – ответил гуль. – Хотя на самом деле возрождение сопровождается взрывом, после чего остается только пепел и зола. Короче, феникс поджег сад и кометой взметнулся в небо, а мне пришлось спасаться от пожара через все ту же потайную дверь в опочивальню Фираги.

– Ни фига себе, – присвистнул Матрик.

– Вот это да! – воскликнул Муг.

– И как Фирага это воспринял? – спросила Саббата.

– Экзарх? – Кит поднес зеленоватые пальцы к перерезанному горлу, прикрытому алым шелковым шарфом. – Разумеется, он меня убил.

Глава 37 Барахольщик

Как водится, древний друинский тракт вел к древней друинской крепости – естественно, полуразвалившейся, однако, слушая описания Грегора, никто бы не назвал ее руинами.

– Крепостные стены головокружительной высоты, – утверждал он, бредя по щебню, оставшемуся от упомянутых стен. – Гордая башня, подпирающая облака, – отзывался он о двухэтажных развалинах, поросших бурым мхом.

В пересохшем фонтане некогда красовалась статуя, от которой остался лишь изъеденный временем камень: в нем смутно угадывались очертания безголовой и безрукой фигуры.

– Ах, Дейн, в фонтане резвятся стайки рыбок, сверкающих, будто золотые монетки. А какая величественная статуя из белоснежного лунного камня! Этот благородный суровый властелин наверняка какой-нибудь державный экзарх, – витийствовал Грегор.

– Или отважный воин, – предположил Дейн.

– Ты совершенно прав, – рассмеялся Грегор. – У него на перевязи меч.

– А можно я к нему прикоснусь?

– Негоже пачкать чистейшую воду грязными лапами. Пойдем, братец, поглядим на здешние красоты.