Короли Жути

– Ты ж в Пятипрестолье живешь? – начал Клэй, решив сменить тему, – разговоры о жене и дочери навевали отчаянную тоску по дому.

– Жил, – сказал Гэбриель. – А потом, ну ты представляешь…

Вообще-то, Клэй ничего такого не представлял, но сообразил, что других объяснений от Гэбриеля не дождешься.

– Из города я ушел года два назад, обосновался в Ливневом Ручье, иногда соглашался на сольную работенку, чтобы прокормить семью и не остаться без крыши над головой.

– На сольную работенку? – недоверчиво переспросил Клэй, осторожно обходя внушительную рытвину; всю весну и лето на юг, к Контову, тянулись обозы, груженные лесом, и дорогу усеивали глубокие колдобины и выбоины, оставленные тележными колесами.

– А что такого? Я брался за то, что мне по плечу, – пояснил Гэб. – Парочка огров, баргест, стая волколаков – ну, в человечьем облике им было лет за семьдесят, так что я с ними расправился влегкую.

Клэй слушал его со смесью ужаса, недоверия и неподдельного изумления: в окрестностях Пятипрестолья – города в самом сердце Грандуаля – чудовищные твари встречались редко.

– Вот уж не думал, что в Ливневом Ручье засилье монстров, – сказал он.

– Было, да сплыло, – ухмыльнулся Гэбриель.

Клэй подавил невольный вздох и выразительно закатил глаза: «Надо же, сам напросился». Хотя, если подумать, здорово, что к приятелю понемногу возвращалась прежняя уверенность в себе, – может, ржа и не выела клинок дочиста.

– Там мы с Розой и виделись в последний раз, – мрачно продолжал Гэбриель; ухмылка исчезла без следа. – Она меня навестила, перед тем как отправиться на запад. Я начал ее отговаривать, ну мы и сцепились, разругались вдребезги, всю ночь орали друг на друга. Утром просыпаюсь, а она уже ушла. – Он помотал головой, закусил губу и, сощурившись, уставился вдаль. – Вот если бы… – вздохнул он, помолчал и спросил: – А ты как жил, пока я тебе не попутал все планы?

– Мы думали, вот Талли подрастет, отправим ее в школу, в Охфорд. А сами продадим хозяйство и откроем где-нибудь свое заведение.

– Постоялый двор, что ли? – уточнил Гэбриель.

– Ага, – кивнул Клэй. – Домик в два этажа, на заднем дворе конюшня, а может, и кузня, чтобы было где лошадей подковать и инструмент чинить…

Гэбриель почесал в затылке:

– Школа в Охфорде, постоялый двор… неужели городским стражникам так хорошо платят? Вот вернемся, попрошу вашего Сержанта, чтоб взял меня на службу. Ты же знаешь, в шлеме я неотразим…

– Джинни торгует лошадьми, – признался Клэй. – Зарабатывает впятеро больше меня.

– Повезло тебе. – Гэбриель покосился на него. – Подумать только, свой постоялый двор… Вот просто картина маслом: на стене висит Черное Сердце, за стойкой Джинни наливает пиво, а старина Клэй Купер сидит у камелька, рассказывает всем, как в стародавние времена, чтобы порешить дракона, надо было карабкаться по заснеженным склонам…

Клэй со смешком отмахнулся от шершня перед носом. Драконы, вообще-то, всегда живут на вершинах, потому и приходится карабкаться по заснеженным склонам. Ну и что в этом удивительного?

Гэбриель остановился так неожиданно, что Клэй, погруженный в размышления, едва не сбил его с ног и хотел спросить, в чем дело, но, оглядевшись, сообразил, куда они дошли.

У дороги виднелись развалины, полускрытые разросшимися кустами и высокой жухлой травой. Неподалеку рос раскидистый дуб, с которого дождем опадала яркая багряная листва. Корявые дубовые корни обвились вокруг черных от копоти камней.

В этих краях Клэй не бывал очень давно – сюда, на юг от Ковердейла, ездить ему было незачем, да и о родном доме он старался не вспоминать. Клэй стоял, убеждая себя, что здесь не пахнет горелым, что языки пламени не лижут лицо, что не слышно ни криков, ни глухого стука кулаков по бревенчатым стенам… Он так хорошо все это помнил, что воспоминания, будто корни дуба, так и норовили уволочь его под землю.

Гэбриель положил руку ему на плечо, и Клэй вздрогнул.

– Прости, – рассеянно пробормотал он. – Я…

– Навести ее, – сказал Гэб.

Клэй вздохнул, глядя, как листья кружат в воздухе, будто искры костра, устилают землю алым ковром. Над ухом сердито жужжал шершень – тот самый, которого он отогнал, или другой?

– Я быстро… – вздохнул Клэй.

По лицу Гэбриеля скользнула мимолетная улыбка.

– Я подожду.

Отец Клэя был лесорубом, но любил похваляться своими подвигами, совершенными за время краткого пребывания в банде наемников. Слава пришла к ничем не примечательной банде под названием «Лейф и лесники» после расправы с бандергобом, что похищал детей в окрестностях Ивняковой Заставы. К несчастью, Лейфу разъело ноги ядовитой желчью, он охромел на всю жизнь и расстался с бандой, которая впоследствии прославилась еще больше, но уже под названием просто «Лесники».

Мать Клэя, Таллия, заправляла на кухне в «Королевской голове». Она была прекрасной поварихой, и Лейф часто жаловался, что для чужих она готовит лучше, чем для мужа. Однажды, не выдержав, Таллия заметила, что сам Лейф проводит в кабаке больше времени, чем с родным сыном, и таким образом тонко намекнула, что муж у нее – забулдыга, хотя и не стала открыто обвинять его в пьянстве.