Короли Жути

Тем временем Грегор описывал брату отвратительную сцену:

– Храбрые охотники вернулись в становище с богатой добычей! Ах, Дейн, видел бы ты это изобилие! Здесь и пятнистые косули, и огромный белый олень – его раскидистые рога взрывают глубокие борозды в земле. Вот пронесли пять… нет, шесть связок тетеревов, а еще – жирных индюков и, конечно же, фазанов. Тебе не надоели фазаны, а?

– Нет, что ты! – воскликнул Дейн.

Дикари уже давно скрылись в становище, а Грегор все еще описывал победное возвращение охотников – с такими достоверными и яркими подробностями, что Клэй едва не закрыл глаза, чтобы мерзость окружающего не мешала наслаждаться рассказом. Уродливая физиономия Дейна выражала такое трогательное блаженство, что душу Клэя обволокло теплом, словно где-то зазвучала знакомая мелодия, а под бок уютно пристроилась мурлыкающая кошка.

В рассказах Грегора возникал сказочный мир, намного привлекательнее того, в котором на самом деле жили братья. Клэй решил, что это поразительная способность – своего рода вышняя благодать, дарованная богами проклятому миром существу.

Все это было очень… очень благородно.

Немного погодя из шатра вождя вышел Тереза, проковылял к Гэбриелю и товарищам и заявил, воздев три пальца:

– ИДТИ К ВОЖДЬ. ДВА ВНУТРЬ.

Гэбриель удивленно склонил голову набок:

– Два? Или все-таки три?

– ДВА, – подтвердил Тереза, показывая все те же три пальца.

– Не пони… – Гэбриель покачал головой. – Ладно, проехали. Клэй, Муг, пойдем.

Старейшина не стал возражать, когда в шатер отправились не двое, а трое.

Конический шатер вождя был сооружен из высоких жердей, обтянутых невесть чьими шкурами. Внутри висела пелена густого дыма, который тянулся к отверстию в вершине шатра. Запах дыма был очень знакомым.

Клэй взглянул под ноги, обнаружил, что стоит на мягком коврике с надписью на престольном языке: «Добро пожаловать», и только хотел что-то сказать, как его оборвал возглас Муга:

– Кит!

У входа в шатер, под охраной дикарей, стоял гуль, о котором Клэй совершенно забыл. К простынному одеянию Кит добавил алый шелковый шарф, прикрыв жуткую рану на шее.

– Приветствую вас, господа. Прошу прощения за то, что оставил корабль без присмотра, но наши радушные хозяева очень настойчиво зазывали меня в гости.

– Корабля больше нет, – сообщил Гэбриель. – Он сгорел.

Кит недоуменно поморщился, собираясь что-то спросить, но волшебник бросился к нему и сжал в объятьях:

– Я думал, ты покойник.

– Так ведь я и есть покойник, – пробормотал гуль.

Тереза вручил гостям плошки, наполненные чем-то, напоминающим вино. Клэй с опаской разглядывал свою, а Кит сделал крохотный глоток и заявил:

– Это кровь.

– Человеческая? – уточнил Муг.

Клэй изумленно уставился на него:

– Тебе это важно?

Волшебник озадаченно уставился в плошку.

– ИДТИ! – заорал Тереза и поманил гостей дальше.

Посредине шатра, в кострище, на тлеющих углях стояли черепа, набитые, судя по запаху, волшебной травкой Таяно. Из пустых глазниц валил дым. По другую сторону кострища, на груде черных мехов, возлежал вождь Костяных Морд. Клэй, весьма смутно представлявший, как именно должен выглядеть повелитель людоедов, с изумлением увидел перед собой голую бабу невероятной толщины и внутренне содрогнулся: это ж сколько мяса надо сожрать, чтоб так разжиреть?

Все тело людоедши покрывал слой мела; массивные конечности походили на толстенные колбасы, туго перевязанные на запястьях и щиколотках; огромные груди свисали просиженными подушками, а пухлый подбородок покоился еще на нескольких, не менее пухлых. Голову венчало замысловатое, на манер строительных лесов, сооружение из мелких костей, сквозь которые, будто плети вьюнка сквозь садовую решетку, пробивались спутанные черные кудри. В одной руке толстуха сжимала череп, выкрашенный алым и отполированный до блеска, а другую усердно разминала молоденькая прислужница.

– О грандуальские боги, – ахнул Муг. – Видите, что у нее с пальцами?!

Клэй присмотрелся внимательнее: пальцы толстухи скукожились и почернели, будто обугленные головешки. Внутренне содрогаясь от ужаса, Клэй сдержался и все-таки не произнес слова, отдававшегося в мыслях, как проклятие.

Черногниль.

Людоедша не просто захворала, а, считай, уже умерла. Муг уставился на пораженные черногнилью пальцы как на заклятого врага.

Старейшина опустился на колени и что-то прошептал на ухо толстухе. Она молча протянула ему алый череп. Тереза отошел к кострищу, приподнял верхушку черепа, набил его клейкими комочками бодяги и поставил на тлеющие угли. Как только из черепа повалили дымные клубы, старейшина выхватил его из кострища и отнес толстухе. Она взяла череп пухлой рукой, поднесла к лицу, глубоко затянулась дымом из мертвенного оскала и снова повалилась на мягкое меховое ложе, а потом, неторопливо выдохнув длинную дымную струю, что-то негромко сказала старейшине.

Тереза, не поднимаясь с колен, обратился к трем товарищам:

– ВОЖДЬ РАД ВЫ ПРИДТИ. НАДО МЕНЯТЬ.

– Что менять? – спросил Гэбриель.

– ВОТ ЭТОТ, – заявил старейшина, указывая на Кита. – МЕРТВЯК. ПЛОХОЕ МЯСО. НЕТ ЕСТЬ.

Гуль смущенно потеребил алый шарф на шее:

– Верно, я невкусный.