Короли Жути

Поклонники толпой окружили Живокость и выстроились в очередь, чтобы вручить ей богатые дары в надежде уговорить диву расстаться со спутниками и нарожать людоедам побольше младенцев. Среди разнообразных сокровищ были ожерелья из крысиных черепов и шаль, связанная из человеческих волос. Один дикарь благоговейно поднес ей мешочек с обрывком иссохшей кожи.

– А это что? – с вежливой улыбкой спросила дива.

– Его крайняя плоть, – пояснил Муг, жуя пирог.

Улыбка исчезла с лица дивы, как снежок в жерле вулкана. Вне себя от ярости, Живокость сунула кожу в мешочек и швырнула его в костер. Людоед, насупившись, смотрел, как горит его сокровище, явно сожалея, что не подарил его той, кто смогла бы оценить его по достоинству.

Гэбриель сидел поодаль от всех, почти не притрагиваясь к еде, и встревоженно глядел на закат, догорающий над дальними горами на западе.

На заре все жители становища вышли провожать «Сагу». Волшебную шляпу по-прежнему передавали из рук в руки. Дикари радостно грызли утиные крылышки, набивали рты свежим хлебом, ели соль и сахар из горсти. Какая-то старуха прижимала к груди огромную рыбину, время от времени облизывая чешую.

Поначалу Клэй порывался что-то объяснить дикарям, но потом решил не вмешиваться. «Сами разберутся, – подумал он, глядя, как людоед с удовольствием жует неочищенный банан. – Когда-нибудь потом. Кто его знает».

Муг снова захандрил и мрачно поглядывал на эттина, прикованного к каменному столбу. Грегор с улыбкой помахал волшебнику, что-то шепнул на ухо брату, и Дейн тоже приветственно махнул рукой. Муг ответил тем же, а потом хмуро уставился на Гэбриеля.

– В чем дело? – спросил Гэб.

Волшебник молчал.

– Да что случилось?

Муг не ответил, только чуть выпятил нижнюю губу.

Гэбриель посмотрел на Клэя. Тот пожал плечами.

– Ладно, – вздохнул Гэбриель и обернулся к Мугу. – Скажи Терезе, что условия сделки изменились. Эттин пойдет с нами.

Напоследок Костяные Морды сделали банде самый лучший подарок. Племя худо-бедно провело в Жути невесть сколько лет, и дикари прекрасно изучили окрестности. Джереми, на лысине которого еще багровели ожоги от помета искришек, вызвался провести «Сагу» на запад тайными тропами, известными только людоедам. Путники двигались быстрым шагом, иногда даже бегом и благодаря уловкам Джереми ускользали от опасности и обходили препятствия в чаще леса.

Угрюмое настроение Гэбриеля постепенно менялось к лучшему. Шли дни, смутные очертания Императорской Мантии становились все отчетливее: в далекой заснеженной гряде уже можно было различить вершины отдельных гор. Клэй понемногу смирился с утратой летучего корабля. Да, их путешествие началось без особых приключений, можно сказать, успешно, но первая же гроза показала всю шаткость – точнее, валкость – кажущегося благополучия. На твердой почве путники уже не представляли для врага такую заманчивую мишень, как в небе, так что если кто-то и собирался их убить, то делать это придется по старинке.

На вершине очередного холма Джереми объявил привал. Склон полого сбегал на запад, в туманный океан деревьев.

– ТИКУ ПАДА ПА КА! – сказал людоед, указывая сначала на лес, а потом назад, в направлении становища.

– Все, он дальше не пойдет? – вслух предположил Клэй.

Муг заморгал:

– Ты успел выучить людоедское наречие?

– Немного, – соврал Клэй, пожав плечами.

Матрик прикрыл ладонью недоверчивую ухмылку.

После ухода Джереми путники во главе с Гэбриелем спустились по склону в сумрачный лес. Надо сказать, их впечатления об окрестностях разительно отличались от впечатлений Дейна, основанных исключительно на затейливых выдумках его брата. В рассказах Грегора лужи едкой слизи превращались в сверкающие озера прозрачнее хрусталя; корявые сучья, сочащиеся ядом, становились раскидистыми кронами величественных дубов; небо, затянутое бурой пеленой туч, было лазурным, жухлая пепельно-серая трава – изумрудной, а вонь какого-то полусгнившего трупа оказывалась благоуханным ароматом прекрасных цветов.

Чудесных описаний удостаивались даже насекомые. Однажды вечером путники пробирались сквозь стаю оркомошек – крошечные создания вблизи выглядели до дрожи отвратительно, – а Дейн мысленно любовался облачком сияющих лунариков.

– Ах как жаль, что я их не вижу! – воскликнул он.

– Ага, как жаль, что я их тоже не вижу, – пробормотал Клэй, прихлопнув на шее какую-то пакостную тварь.

Путь друзьям преградила топь, но Гэбриель решил пройти напрямик. Местами вода доходила путникам до пояса, зыбкая тропа пружинила под ногами. Клэй то и дело спотыкался о какие-то подтопленные коряги (скорее всего, чьи-то гниющие останки). Саббата – теперь Клэй мысленно называл ее только этим именем – брела по грязи, стараясь не испачкать крылья, лишь то и дело брезгливо поджимала губы, а Кит больше всего боялся подмочить свой драгоценный батингтинг.

Матрик оступился, с головой ушел под воду, вынырнул и, отплевываясь, простонал:

– О боги, у меня полный рот этой гадости!