Короли Жути

Клэй совершенно не понимал, откуда у приятеля деньги на двойную – да и вообще на любую – оплату проезда, но благоразумно смолчал.

– А на будущее запомните, – продолжил кучер. – Если еще раз решите притвориться наемниками, не выдавайте себя за одну из самых знаменитых банд Грандуаля. «Орлы» завтра выступают в «Макситоне». Может, там еще остались дешевые места, если хотите взглянуть, как работают настоящие наемники.

Гэбриель, резко отвернувшись, заспешил в ближайший темный переулок. Муг и Матрик пошли следом. Клэю оставалось либо стоять, обдумывая глубокий смысл, скрытый в ехидном замечании кучера, либо идти за приятелями.

– Эй, погодите! – сказал он.

Гэбриель подвел их к шаткой лесенке у стены какого-то полуразрушенного дома. Хлипкие ступени угрожающе затрещали под весом Клэя. Чем выше друзья поднимались, тем сильнее воняло застарелой мочой. Два беса-мусорника, с жалобным писком порскнув в темноту, подняли возню из-за поломанного стульчака.

Гэбриель постучал в покореженную дощатую дверь халупы, притулившейся на самом верху, а не получив ответа, так замолотил по дверной раме, что закачалась вывеска на ржавом крюке у притолоки.

– «Тортики и тарталетки Фендера», – вслух прочел Муг.

– Ха, какие тортики в темном переулке на Денежном Холме? – недоуменно спросил Матрик.

– Фендер! Открывай! – заорал Гэб.

Бесенята в переулке испуганно взвизгнули.

– А кто такой Фендер? – спросил Клэй.

– Друг, – ответил Гэбриель. – Он собирает всякую всячину, продает, берет на хранение…

– А, он скупщик?

– Нет, он кобольд.

Клэй решил, что пора завязывать с вопросами, потому что загадочные ответы Гэба ничего не проясняли. Пятипрестолье, в отличие от многих городов Грандуаля, давало нечисти ограниченное право гражданства при условии примерного поведения. Вероятно, кобольды вполне могли жить среди людей, но чаще обитали в подземельях или в сточных канавах вместе с сотнями злобно визжащих соплеменников.

Прошло полминуты. Из таверн и кабаков доносились обрывки нестройной музыки. Два картейца, пошатываясь, брели по улице, фальшиво горланя какую-то песню. Что-то закапало Клэю на голову. Он посмотрел в небо, приглядываясь, идет ли дождь (дождя не было), и следующая капля попала ему прямо в раскрытый рот.

– Ох, ради проклятого Вайла…

Тут за дверью загремел засов, потом еще один и еще один. Одна за другой звякнули несколько дверных цепочек, щелкнула щеколда, скрипнула задвижка, и тоненький голос пропищал:

– Открыть.

В другое время Клэй пошутил бы, что сластная лавка нехило охраняется, но сейчас его больше занимал вопрос, что именно попало ему в рот, – вкусом капля напоминала медяк, выуженный из помойной ямы.

– Осторожнее, – шепнул Гэб, чуть приоткрыв дверь.

Из щели ничего не выскочило, и Гэбриель медленно переступил порог. Остальные с опаской потянулись следом.

За порогом было темно. Запах мочи сменился душком плесени, пыли и ржавчины. В темноте кто-то шнырял и хрипло сопел. Клэй едва не задел головой низкий потолок и торопливо пригнулся.

– По-моему, тортик – ложь, – пробормотал Матрик.

Во тьме болотными ду́хами витали пары каких-то огоньков, тусклых, как разбитые лампы.

– Кто там? Имя сказать! – визгливо раздалось из угла.

– Фендер… – начал Гэбриель.

– Фендер. Я Фендер.

– Да, я знаю. А я Гэб.

– Гэб? Гэб знать. Годный Гэб.

– Да, это я, Годный Гэб. Может, свет зажжешь?

Невидимый хозяин хлопнул в ладоши:

– Дитята! Свет!

Что-то зашуршало. К душку плесени и ржавчины добавилась кислая вонь серы, вспыхнули три лампы с ворванью. Приятелей окружили пятеро кобольдят в закопченных защитных очках, приглушавших ярко-желтые огоньки глаз. Два малыша сжимали ножи.

Фендер – очевидно, их папаша – сидел на корточках прямо напротив двери. Ростом он был по пояс Матрику, а внешне напоминал тощую прямоходящую крысу. На нем тоже были защитные очки и точно такие же ползунки, как у Муга, а вдобавок феска с кисточкой и шлепанцы с загнутыми носами. В руках он держал арбалет, снятый с предохранителя и заряженный тремя длинными стрелами, которые зловеще поблескивали в полумраке.

– Ох, ради милостивой Весенней девы! Фендер, убери эту штуку! – сказал Гэбриель, медленно поднимая руки.

– Красиво, правда? – Кобольд ласково хлопнул по арбалету, стрелы закачались, предохранитель дрогнул.

Клэй оцепенел, Гэб зажмурился, а Муг с Матриком попытались встать друг другу за спину и застыли в неуклюжих объятьях.

– Фендер! – укоризненно крикнул Гэб.

– Простить, простить. – Кобольд отложил арбалет, не озаботившись поставить его на предохранитель – похоже, он просто не знал, что это такое, – и сдвинул очки на лоб; желтые глаза ярко вспыхнули в темноте. – Зачем сейчас приходить. Поздно. Ночь. Фендер и дитята сон спать.

Клэй, сощурившись, оглядел сумрачное помещение. Одно слово – лачуга, но не романтическое пристанище бедного поэта или нищего летописца, заставленное книжными шкафами, свечами и старинными безделушками, и не пустынная монашеская обитель с соломенным тюфяком и рваным одеялом. Нет, жилище кобольда было настоящей помойкой.