Короли Жути

– Здесь хотя бы видишь, – наконец произнес Ганелон. – И слышишь, и запахи ощущаешь, пусть и мерзопакостные, но все же запахи. И пощупать тоже можно. – Он сорвал с ветки жухлый лист, раскрошил в кулаке и развеял в гнилостном воздухе. – А в Каменоломне этого нет.

Клэй, пригнувшись, осторожно пролез под сетью паутины, не желая тревожить ее хозяина, прячущегося где-то в темноте, и проворчал:

– Ну да, наверное. Но ты же был каменным, а камни – они бесчувственные.

– Точно знаешь? – спросил Ганелон.

Он произнес это таким странным тоном, что Клэй невольно остановился, – будь на месте южанина кто другой, можно было подумать, что он обиделся.

– Ты о чем? Ты же и был камнем, я своими глазами видел.

Ганелон замедлил шаг и тоже остановился, смущенно потер загривок, как будто сожалея, что упомянул Каменоломню.

– Камень – это камень, – возразил он. – А закаменелый человек… Ну, не знаю. Я не умею такое объяснять. Муг лучше меня разбирается в колдовских чарах, может, он чего скажет.

Клэй похолодел от дурного предчувствия:

– То есть получается, что ты… Значит, изваяние… не камень?

– Типа того. Я ничего не видел. Ничего не чувствовал. Ни голода, ни жажды. Просто… был. Внутри.

«Внутри?»

Клэй помотал головой:

– Так ведь это же… нет, не может быть.

В смехе Ганелона звучала горечь.

– Я не вру, Пузочес.

Он отвернулся и пошел дальше.

Ошеломленный Клэй так долго не двигался с места, что догонять Ганелона пришлось бегом.

– Погоди, значит, ты был жив? И в полном сознании? Целых девятнадцать лет?

– Да, – не оборачиваясь, подтвердил Ганелон. – Ну, иногда вроде как засыпал, точнее, отключался. Но по большей части да, в полном сознании.

Клэй отказывался верить услышанному. Сам он, как и все остальные, полагал, что те, кого закаменяют, превращаются в камень. Вполне естественно, что он считал узников Каменоломни в некотором роде счастливчиками, поскольку срок заключения – не важно, десять лет или тысяча – для них пройдет в мгновение ока. Однако же, по словам Ганелона, эти изваяния, эти люди, молчаливо и недвижно стоящие в кошмарном темном подземелье, сохраняли способность размышлять.

Что происходит с разумом, предоставленным самому себе целую тысячу лет? Или десять лет. Или… девятнадцать.

Клэя замутило.

Он окликнул друга, но тот даже не замедлил шаг.

– Ганелон, погоди!

– Чего тебе, Пузочес? – бросил воин через плечо.

– Я… мне… ты уж… – бессвязно забубнил Клэй.

Ганелон обернулся к нему:

– Прощения просишь? Зря ты это. Извинения ничего не изменят.

– Ты, должно быть, нас страшно ненавидел, – выдавил Клэй, но не стал добавлять: «И сейчас, наверное, ненавидишь».

– Ну, было дело, – пожал плечами Ганелон. – Одно время ненавидел.

– Одно время?

Воин остановился:

– Лет десять или около того. Ненавидел Матрика за то, что он хотел жениться на своей капризной принцессе. Ненавидел Муга за то, что он тратил время на бесполезные поиски лекарства от черногнили вместо того, чтобы быть рядом с любимым человеком, тем самым, которого он пытался спасти. Кстати, на самом деле лучшее лекарство от черногнили – не соваться в Жуть. Никогда. Ненавидел Гэбриеля за то, что он повелся на вечные россказни Валерии о любви к чудовищам. А еще… Между прочим, Пузочес, вот тебя мне было ненавидеть не за что.

Клэй сглотнул:

– Не за что?

– Не за что. Я просто удивился, куда ты пропал, ведь тебя рядом не было, когда за мной пришли гвардейцы султаны. У меня друзей меньше, чем пальцев на руках, но тебя я всегда считал другом. Ты честный, смелый и верный, как никто. Короче, я в жизни не встречал человека лучше тебя, вот и подумал: мол, какое же я чудовище, если даже Клэй Купер от меня отказался.

От изумления у Клэя отвисла челюсть. Он смущенно потупился, терзаемый муками совести. Конечно, он мог бы сказать: «Я устал. Устал от битв, устал от убийств. От алчности Келлорека, от пьянства Матрика, от дурацких выходок Муга, от безмерной гордыни Гэбриеля… Я хотел обо всем этом забыть. А еще я думал, что ты заслужил свою участь, потому что убил не только нармерийского принца, но и множество ни в чем не повинных людей. Десять лет я провел, истребляя зло в мире, вот и решил, что без тебя жизнь станет чуть-чуть безопаснее».

Клэй мог все это сказать, но промолчал.

– Ладно, проехали, – буркнул Ганелон и пошел дальше.

Клэй хмуро побрел за ним. Вскоре с неба донесся глухой гул, и приятели спрятались под кроны замшелых деревьев – над лесом пролетала «Темная звезда».

Зачарованные служители Живокости, свесившись через поручни, пытались отыскать диву в чаще. Клэй подумал было, что они зря стараются: он своими глазами видел, как Живокость поразила молния, но сообразил, что та же участь постигла и Матрика, а он, Клэй, все равно бродит по Жути, разыскивая погибшего друга.

В голове Клэя мелькали смутные воспоминания; не так уж и давно, сидя за кухонным столом, он наотрез отказался пойти с Гэбриелем в Кастию, а тем более через проклятый лес. А потом сонная девятилетняя девочка задала отцу простой вопрос и заставила изменить свое решение…