Коромысло Дьявола (СИ)

Раньше Филипп кофейни здесь не видел. Наверняка вскрыли замурованный черный ход в дом и устроили маленький прохладный приют для усталого городского путника, жаждущего перевести дух, малость отдохнуть от столичной толчеи и потной духоты.

Верно, заведение совсем недавно открыли. Даже вывеску с каким-нибудь глупым названием не успели повесить. Лишь узорчатый латунный фонарь над входом с прямоугольной древнегреческой спиралью-меандром и буквами "альфа" и "хи".

"АХ" получается, и Филипп мысленно пожелал, чтобы кофейня оказалась вовсе не аховой, но приличным и недорогим прибежищем страждущих покоя душ.

От 50 граммов греческой "Метаксы" он бы тоже не отказался. Или, быть может, по античным понятиям тут исключительно потчуют разбавленным красным вином?

Как только Филипп потянулся к солидному латунному кольцу, служившему дверной ручкой, им моментально овладело чувство, будто он допрежь здесь бывал, заходил, забегал как к себе домой на минуточку за какой-нибудь мелкой надобностью и по-новой спешил по своим делам.

Опять оно, дежа вю. И снова странно и приятно. Словно чье-то легчайшее дуновение души коснулось.

Дверь легко отворилась, будто ждала его прикосновения. Коротко, но мелодично звякнул, наверное, бронзовый колокольчик.

Внутри греческой кофейни, как ее окрестил Филипп по орнаменту-меандру, было тихо, уютно, безлюдно, прохладно. Слева и справа у стен — стойки на три и четыре круглых табурета. Мягкий боковой свет, будто закат встречается с рассветом.

Прямо перед входом — алтарное возвышение бара, за ним — иконостас разноцветных бутылок снизу доверху. Под левую и правую руку сейчас отсутствующего алтарного служителя — никелированная экспресс-кофеварка и поддон с раскаленным желтым песком; в нем небольшая турка с закипающим кофе.

Больше в заведении при беглом осмотре не было ничего и никого существенного. Кроме вкуснейшего запаха кофе.

Не дождавшись без вести пропадающего халдея-служителя, Филипп потянулся через прилавок и спас от перегрева серебряную емкость, песок и сердито закипавшее кофейное удовольствие. Засим он плавным и осторожным непрерывным движением влил горячий кофе в чашку, стараясь, чтобы в нее не попала пена с твердыми частицами.

— С вашего позволения, милостивые государи и государыни, — громко произнес Филипп, но на его призыв никто не объявился из-за узкой двери слева.

— Тогда позвольте мне самому распорядиться самообслуживанием.

На последнюю фразу тоже никто не откликнулся, и Филипп налил в мерный стаканчик ровно 50 грамм ненароком случившейся на барной стойке початой бутылки греческого коньяка. Именно "Метаксы", как и желал Филипп.

Чудесное совпадение не произвело на него ровным счетом никакого впечатления. Он был скептиком и сперва предполагал проверить, опробовать коньяк и кофе на качество.

А то мало ли какой фальсифицированной дряни, заразы, отравы в наши времена недоразвитого капитализма вам могут подлить, подсыпать, подбросить частные и государственные субъекты бесконтрольного хозяйствования?

Кофе и коньяк особых нареканий у Филиппа Ирнеева не вызвали. Особенно вторая порция из турки с осевшей на дно гущей. Среднестатистические цены в заведении тоже не провоцировали резких антиправительственных, антипрезидентских настроений и выступлений.

Хорошо бы вдобавок закурить для полного наслаждения, но, если судить по меню и табачной витрине, в кофейне предлагали исключительно и легитимно фальсифицированную табачную продукцию злостной отечественной расфасовки и упаковки.

Филипп не имел пристрастия к дрянному табаку и махорке, курил изредка для вящего удовольствия и только заведомо качественный продукт, предпочитая сигары, но не отказывался и от американских сигарет с настоящим виргинским наполнением. На такой случай, он знал, во многих заведениях под прилавком держат контрабандный товар для ценителей истинного табачного довольствия.

Оставалось дождаться служителя или служительницы кофейни, кабы получить подлинное сибаритское наслаждение. Качество коньяка и кофе ко многому обязывает, включая противодействие государственной политике фальсификации табачных изделий.

В ожидании продолжения чудес Филипп оглянулся в поисках индуктивных деталей, характеризующих благолепные культурные намерения хозяев заведения.

Среди бутылок красовалась исполненная древнегреческой вязью небольшая табличка с надписью, пару тысячелетий тому назад приглашавшей посетить оракула в храме Аполлона в Дельфах. Для малограмотных она была переведена на вульгарную латынь: "Nosce te ipsum". Тогда как для полных невежд, не имеющих классического образования, значилось прописной кириллицей: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ.

Над дверью, ведущей наружу, поместилось название заведения. Гравированные готические буквы гласили: ASYLUM SAPIENTI.

Очевидно, из-за природной ненависти темных городских властей ко всему иностранному и непонятному хозяева не рискнули разместить эту вывеску в качестве наружной рекламы.