— Боюсь, я не разделяю Вашего возмущения, Кит, — сказал Тета. — Мы, вавилоняне, считаем внутреннее сродство всех разумных и наделённых свободной волей существ самоочевидным, как и их потенциальную принадлежность к одному сообществу. Мы всецело приветствуем как можно более широкое распространение прав, которыми наделены все члены нашего сообщества. Поэтому мы поддерживаем такие цели Вашего отца, как ликвидация сословного неравенства и всеобщие гражданские права — хотя нам порой и не нравятся его методы.
— Спасибо, что Вы об этих методах упомянули, — ответил Кит. — Как раз методы Немо ясно показали, что рабы — это действительно разумные инструменты, данные нам богами, как и утверждает наша традиция. Они не обладают свободной волей. Личность рабов настолько недоразвита, что они не могут самостоятельно принимать решения. Когда добрый капитан Немо одним махом сделал их всех свободными, это проявилось в полную силу и возымело ужасающие последствия. Вы наверняка помните голодные бунты, стихийный разбой, кровопролитие и хаос по всей стране? Помните восстания в колониях, массовые насилия и убийства и целые стаи никому не нужных и одичавших, как бездомные собаки, людей?
— Помню, — спокойно сказал Тета. — Именно поэтому вавилоняне советовали Вашему отцу сделать реформу ступенчатой, постепенной. Чтобы всего этого избежать. Джейн Грэй тут очень сильно спутала нам карты.
— Какой бы эта реформа ни была, она принесла бы нашей стране непоправимый вред. Рабы с их недоразвитой личностью не обладают ни ответственностью, ни настоящей свободой воли. Они не могут и никогда не смогут быть гражданами, зато отлично умеют плодиться и размножаться и передают свою фундаментальную ущербность детям. Ваши замечательные врачи, которые уже отменили естественную смерть, зорко следят за тем, чтобы такие дети не умирали от голода и болезней. В скором времени ущербное отродье рабов превзойдёт числом наших граждан, и истинная Патрия погибнет…
— За рабовладение надо платить, — мстительно сказала Окойе.
— Тета, скажите мне одну вещь, — произнёс Кит. — Если вашим людям так нравится Джонни Немо, почему вы не увезли его с Патрии и не сделали президентом Вавилона? Чтоб он у вас реформы проводил.
— Вы сильно сгущаете краски, Кит, — сказал Тета. — И ошибаетесь. Когда я был создан, моя личность тоже была, как Вы выражаетесь, «недоразвитой», и мне бывало тяжело принимать самостоятельные решения. Всё недостающее пришло ко мне с опытом жизни как гражданин среди граждан. Придёт оно и к бывшим рабам Патрии и их потомкам. Они обретут опыт свободной жизни и станут хозяевами своей судьбы. Последствия рабства будут мучить ваш мир ещё очень долго, но я согласен с коллегой. За рабовладение надо платить.
— Тета, может быть, Вы и правы. Ведь самые неприспособленные, самые агрессивные из освобождённых уже погибли. Всем этим бунтам и бандам положил конец Джимми Кросс — олигарх и, знаете… друг президента. Один из этих
— Кит, — сказал Джонни. — Заткнись.
— Не заткнусь, — Кит оскалился жутко и зло. — Не заткнусь. Это правда. Этот выродок Немо изнасиловал мою мать. Ей было тринадцать лет! Когда Майк сообщил ему, что Михаэла беременна мною, вождь, избавитель и отец народа посоветовал утопить меня в колодце.
Джонни собрался было ответить, но промолчал. Его плечи поникли, живой огонь в глазах погас. Он сидел, смиренный, печальный и полный немого достоинства, словно человек под дождём. В этот момент он казался намного старше своих лет и просто разительно напоминал отца, как будто бы обвиняемый в страшных грехах президент явился на мостик «Румы», одолжив тело старшего сына. Окойе стало до боли жаль его. Потом она вспомнила, что Джонни скоро погибнет, и ласково коснулась пальцами его золотых волос.
Джонни вздрогнул и поднял на неё светлый взгляд. Окойе опустила руку. Он легко вскочил на ноги, как танцор. Кит дёрнулся в кресле, видимо, опасаясь, что его будут бить. Джонни это проигнорировал.
— Тета, скажите, сколько времени нам осталось? — спросил он.
— Примерно шестьдесят пять минут.
— Спасибо, Тета, — сказал Джонни. — Простите меня, если можете, капитан. Спасибо за всё.
— Пожалуйста, — с улыбкой произнёс андроид. — Я Вас прощаю, Джон.
Джонни принял солдатскую стойку «смирно» и отдал капитану салют. Он подхватил Окойе на руки и понёс к лифту.
Двери лифта закрылись, отрезая их от Теты, от Кита и от струящегося с экранов света.
— Мы, наверное, скоро умрём, — сказал Джонни, — но… я не поэтому.