Корона Аквилонии

Признаться, выглядит дворец так, будто Тарантию захватило чужеземное войско. Трупы, кровь на мраморе и паркете. Покалеченный шамарец, от боли и потрясения не соображая что делает, несет свою отрубленную руку и тихо просит привести лекаря — кто-то из наших пытается перевязать ему культю разодранной рубахой. Еще один гвардеец с тяжелыми стонами умирает под постаментом статуи одному из древних королей, грудь и ребра разрублены, кровавая пена у рта… Ничего не попишешь, «малой кровью», как предполагал Гленнор, мы не обошлись. Хотя никто и не говорил, что ликторы Нумедидеса вынесут нам голову короля на блюде!

Точно, возле тронного зала грохочет настоящее сражение! Пускай нас теперь больше, но телохранители и остатки шамарских гвардейцев дерутся со звериной яростью, прекрасно понимая, что этот бой — последний в их жизни, ибо пощады ждать не придется!

Вскоре Черные драконы вкупе с моими бойцами из «Беркута» смяли и этот последний форпост сопротивления. В плен никто не сдался, предпочли умереть… Надо будет напомнить Конану, чтобы шамарцев похоронили со всеми почестями, истинная верность всегда уважаема, даже у врагов.

— Заперто изнутри, — ко мне подскочил Паллантид. Легата успели задеть клинком по голове, лоб наскоро перевязан. — Насколько я понял, там остался лишь король, несколько самых приближенных слуг, двое-трое гвардейских тысячников и с десяток телохранителей. Они в ловушке, покинуть тронный зал через потайную дверь не смогут — там я поставил два десятка Драконов. Что будем делать? Дворец-то наш целиком, прислуга и не думала сопротивляться. Караулы в восходном крыле и возле канцелярии Редрика я передал пуантенским гвардейцам, барон Гленнор сообщил с гонцом, что Публио привезут к утру, чтобы он занялся канцелярией.

— Что в городе, неизвестно? — быстро спросил Просперо.

— Пока не знаю, скоро доложат. Граф Люксэ вроде бы справляется. Надо как можно быстрее решить дело с Нумедидесом…

Только лишь Паллантид сказал эти слова, как двери тронного зала начали медленно и без единого скрипа расходиться в стороны. Мы все переглянулись, ожидая нехорошего подвоха, однако на пороге образовался первый церемониймейстер двора, его светлость граф Роук — в парадном платье, с орденами и церемониальным оружием и жезлом. С величественным презрением оглядел нашу взмокшую компанию и нацеленные на него арбалеты военных. С гордо поднятой головой провозгласил:

— Его королевское величество государь Аквилонии Нумедидес Эпимитрей желает знать, по какой причине подданные Трона Льва ворвались в жилище короля, почему убивали его слуг и являли непочтение к короне Аквилонского государства?

Мы все замолчали. Неужели Нумедидес решил уйти достойно? Без всяких пошлостей, наподобие валяния в ногах и просьб о пощаде? Это было бы лучшим выходом!

Первым опомнился Просперо, как человек в дворцовым этикетом знакомый не понаслышке. Герцог вышел вперед, отвесил куртуазный поклон графу Роуку и раздельно, внятно сказал:

— Я, наследник венца Гайарда Просперо и сопровождающие меня дворяне хотим сообщить королю известие чрезвычайной важности. Можем ли мы видеть короля незамедлительно?

Церемониймейстер посторонился, развернулся к нам спиной, ударил по мраморному полу золотым жезлом и возгласил в глубину зала:

— Наследник венца Великих герцогов Пуантенских Просперо к королю!

Еще два удара жезлом.

Мы — Паллантид, Просперо, Конан и я шли впереди. За нашими спинами медленно двигалась вооруженная гвардия, по неизбывной привычке выстроившаяся по отрядам. По бокам нас прикрывали «Беркуты», настороженно зыркавшие по сторонам и готовые ответить на любой выстрел сотней своих стрел и шурикенов.

— Насколько я знаю, в троном зале всякие гнусности, наподобие проваливающихся в бездну плит пола не предусмотрены, — шепнул я герцогу и Конану. — Опасаться надо только этих…

За скромным каменным сиденьем без спинки и с ножками в виде львиных лап стояло с полдюжины ликторов, рядом еще столько же самых верных королевских прихлебателей. В отличие от спокойного, в чем-то даже отрешенного Нумедидеса эти месьоры заметно нервничают. Знают, что против нескольких сот гвардейцев, заполонивших тронный зал грудью не попрешь. Это конец, окончательный и бесповоротный!

Сам Нумедидес, облаченный в парадное белое с золотом одеяние и алую шелковую мантию выглядит очень бледным, кожа стала сероватой, губы синюшные, тусклые глаза устремлены в одну точку, куда-то вверх и в сторону. Он словно бы уже не присутствует в этом мире.

— Король дозволяет тебе говорить, — сказал граф Роук, увидев легкое движение пальцев Нумедидеса. Просперо сначала взглянул на Конана, предлагая ему сказать самые важные слова, но варвар смущенно помотал головой.

— Сегодня, десятым днем третьей весенней луны 1288 года по основанию королевства Аквилонского, — тяжело начал Просперо, — высшие дворяне королевства и войско Аквилонии объявляют о том, что король Нумедидес из династии Эпимитреев низложен, как не вынесший бремени власти и способствовавший разорению страны. Граф Кертис, где текст отречения?