Корона бургундов

Славный получился мальчик – этакий замарашка-плут. Все, как полагается – узкие штаны, короткая туника, башмаки, пояс с ножом. Еще и плащ, и кожаная круглая шапка.

– Ну, любовь моя, – радовался хевдинг. – Теперь тебя и родная мама не узнала бы.

– Вождь! Лодка! – оторвав взгляд от реки, воскликнул Фрез. – Сворачивают сюда. Покричать им?

– Лучше помаши рукой.

– Не увидят, не так уж еще и светло.

– Ладно, кричи давай. Но только не громко.

– А… как это – негромко кричать, хевдинг?

– Тьфу! – Радомир озабоченно почесал лоб и улыбнулся. – Сказано тебе – кричи шепотом. Впрочем, можешь уже и не кричать – это те, кто нам нужен.

– Господу слава! – крикнули с лодки.

– Слава Господу! – отозвался в ответ князь.

Хильда обняла его сзади за плечи:

– Что это еще за челн?

– Это не челн, милая, а барка, нанятая купчиной Евсевием. Он торгует рабами, скотом и всем, чем придется. Наш добрый знакомый и друг.

– Друг? – присмотревшись, девушка удивленно моргнула. – А что это за парни на барке?

– Эти… Господи! Да это ж наши бандиты! Ишь ты, не ушли.

– Кто-кто?

– Это даны, родная. Неистовые и дикие язычники – даны.

– Тоже – наши друзья?

– О! Похоже, что одни из самых верных. Ну, что ты так смотришь? Прошу…

Лихо подхватив супружницу на руки, Радомир нежно поцеловал ее в губы и перенес в барку.

Следом за ним, на суденышко влезли готы, встреченные веселым хохотом юных данов, Готбольда и Раксы, буйных в бою и радости демонов смерти.

Добротная двухмачтовая скафа почтенного константинопольского купца Григория Пселла, причалив в гавани Херсонеса, спустила сходни, высадив на землю греков и готов Радомира с княжной и пятерых воинов. С ними сошел и сам Григорий, за время плавания обещавший свести дружинников с неким херсонесским торговцем, греком Амалием, часто ходившим с караванами и по рекам в земли готов и словен.

– С ним и доберетесь, Амалий – человек надежный. Да и ваши мечи ему пригодятся, Евсевий не зря же вас хвалил.

Так и вышло, с Амалием сговорились быстро, и через три дня, помолившись, отправились в дальний путь. По рекам, по волокам, потом – ближе к родным мечтам – и пешком, коней тут раздобыть было сложно. Последнюю ночь провели в дубраве, знакомые уже потянулись места, можно сказать – родные. Ближе к селению готов князь отпустил домой Хукбольда, Видибальда и Фреза. Простились весело – парни ведь не знали, что навсегда. Смеялись:

– Наше селенье и твое – в друзьях отныне будем. Осенью, хевдинг, жди – пожалуем за невестами.

Хукбольд чуть замялся, поскреб шею:

– Может, все же, князь, тебя сопроводить до самого дома? И почетно то, и безопасней – мало ли кто в этих местах бродит?

– Нет, верный мой Хукбольд, – с улыбкою покачал головой Радомир. – Спешите к своим, здесь же – чужие не ходят. Да и даны у нас – хоть куда стражи! Любого порвут, несмотря на молодость.

– Да уж, это люди верные, несмотря на то, что язычники. Что ж… Удачи тебе, князь, и тебе, госпожа Хильда.

Хильда по очереди поцеловала парней в уста:

– Отцу Ингравду, священнику – поклон.

– Передадим. А осенью обязательно свидимся.

– Даст Бог, даст Бог, – Рад все же не удержался, вздохнул – верные были парни. Вспомнился вдруг убитый Иксай и тяжелораненый Скорька – как-то он там? Жив ли? Выходила ли его Керновия? Должна бы, должна… Не столько за Скорькины раны переживал хевдинг, сколь опасался чумы – это такая дама, что никого не щадит. Даже Аттила, на что уж непобедимый герой, а и тот от греха подальше убрался. Правда, от смерти это его не спасло. Интересно, кто ж его отравил? Впрочем, какая разница? Многим было бы выгодно избавиться от неистового гунна.

Растянувшись в шалаше, хевдинг прижал к себе Хильду, задрав на супруге тунику, погладил по животу, повернулся, обнажив вздымающуюся грудь, покрыл жадными поцелуями…

– Хевдинг! Здесь кто-то ходит, – подойдя к шалашу, доложил дан, Ракса или Гутбольд. Впрочем, они чем-то были похожи, обоим около пятнадцати лет, оба светленькие, лохматые, сероглазые, только Гутбольд чуть посерьезнее и повыше, да и веснушек у него побольше, Ракс же – хохотун, покажи палец. Хорошие пареньки. Умелые и безжалостные убийцы! Что поделать – такие уж обычаи, такая жизнь.

– Ходит? – Поцеловав Хильду, Рад ужом выскользнул из шалаша. – Где? Кто?

– Трое. Здесь, на лугу, рядом. Распрягли коней да пустили пастись. Ничего не боятся! Беспечны, как молодые тетерева.

Речь данов все же отличалась от готской, пусть не очень сильно, но Родион половину слов не понимал, тем более, говорили эти ребята быстро.

– Тетерева? Какие тетерева?

– Их всего трое. Разреши, хевдинг, мы с Раксой нападем на врагов и принесем тебе их головы.

– Всего трое, говорите. Тогда зачем нападать? – Князь перекинул через плечо перевязь с мечом, верным Громом Победы. – И вообще, с чего вы взяли, что это – враги?

– Каждый чужак – враг, – убежденно переглянулись парни.

Хевдинг махнул рукой:

– Ладно, посмотрим.

Он нарочно пошел вперед, даны могли натворить дел, в силу молодости и языческих воззрений эти ребята сначала делали, а уж потом – думали.