Корона Дейлмарка

Переднюю деку по обе стороны от струн украшала инкрустация перламутром в виде причудливых завитушек и разбросанных хитрым способом точек. Митт узнал древние письмена, но этим его знания исчерпывались.

– Только не я, – спокойно признался он. – Мне нужно полдня, чтобы прочесть даже самые обычные буквы.

– Я тоже не умею читать такие надписи, – ответил менестрель. – Но мне говорили, что в одной строчке написано: «Я пою для Осфамерона», а это мое имя, так же как и Танаморил, а во второй – «Мне открыты многие миры».

– И что это значит? – поинтересовался Митт. – Или ты хочешь сказать, что мы очутились в другом мире?

– Я… я не знаю, – вздохнул Морил. – Если держишь в руках квиддеру, то обязательно нужно быть честным. Она выполняет то, что пожелаешь, когда играешь на ней.

– Тогда давай попробуем разобраться, о чем мы оба думали, – предложил Митт, рассеянно глядя на бурлящую у края скалы воду. – Ты думал, что, мол, хоть бы этот южанин утонул, верно?

Морил смущенно покачал мокрой головой:

– Не совсем. Правда, может, о море подумал… Я думал, пусть этот южанин вернется туда, откуда взялся, а я ведь знал, что ты приплыл по морю…

– Кто тебе сказал? – перебил его Митт.

– Я слышал о тебе в Лаврете прошлой весной, – ответил Морил. – По всему Северу только и говорили что о южанине, который прибыл на Север по дороге ветров, охраняемый со всех сторон Бессмертными. В очень многих старинных песнях певцы называют море дорогой ветров.

– Не знал. Хотя в общем-то верное название.

– В Аденмауте мне сказали, что этот южанин – ты, – продолжал Морил, – и ты мне очень не понравился, потому что я угадывал в твоих мыслях что-то дурное.

Митт содрогнулся. Он почувствовал, что начинает опасаться проницательности Морила, не говоря уже о волшебной квиддере. Каким же опасным врагом мог бы оказаться юный менестрель, если бы они оба случайно не угодили в эту заваруху вместе!

– Мои чувства, должно быть, так и хлестали наружу, словно гной из прорвавшегося нарыва, – с сожалением сказал он. – Наверно, после стольких лет тайной преступной жизни я должен был лучше скрывать свои мысли и намерения. Ну да ладно. Значит, ты хотел вышвырнуть меня обратно в море?

– Но ты ударил по струнам вместе со мной, и мы оба оказались в этой реке. О чем же ты подумал в этот момент? – спросил Морил.

Митт встал и хмуро уставился на ленту пены, протянувшуюся от зазубренной скалы, торчавшей из воды неподалеку. Он был почти уверен, что не разозлился бы так на Морила, если бы сам не чувствовал себя в ловушке. А потом Морил задал тот самый вопрос, из-за которого он наконец-то взорвался: «Разве ты не получил приказ подлизаться к ней?»

Это вызвало в памяти Митта сразу две картины. На одной из них ему представилась графиня, которая сидела в кресле, словно кол проглотив, и объясняла, почему Митт не может не сделать то, чего хотел от него Керил. А на другой картине был Алк, развалившийся в том же самом кресле и поставивший все с ног на голову. Он заставил Митта с новой силой ощутить себя в ловушке из-за того, что все это дело может быть связано с Единым.

– Очень забавно, – протянул он, – но, возможно, я подумал о Едином. Во всяком случае, когда рука задела струны, мои мысли крутились где-то около его имени.

Морил резко вскинул голову, и в его глазах мелькнула тревога.

– Ты думал о Едином? Тогда мы, конечно же, оказались в реке Единого, какой она была до того, как он разделался с Канкредином. Хотелось бы надеяться, что Бессмертный не очень разгневан.

– Ты хочешь сказать, что мы перенеслись назад во времени? – вскинулся Митт. – Или, может быть, уже померли?

– Я думаю, что это больше похоже на… на то, как в сказаниях описывают место, где во плоти является Единый, – не скрывая сомнения в голосе, сказал Морил. – Это трудно объяснить, но другой мир, открытый квиддере, как раз и есть то самое место, где происходит все то, о чем мы знаем из преданий.

Митт снова всмотрелся в стремительный поток, омывавший их валун, и подумал, что ему редко доводилось видеть что-нибудь более реальное. Столь же реальной была и его липнувшая к телу одежда, от которой все так же валил пар. Ему пришло в голову, что Единый решил воспользоваться возможностью и ясно дать ему знать о своем существовании. Так, может, и опасения Алка не беспочвенны?

– Тогда чтобы вернуться, мы должны молить Единого о прощении и позволении возвратиться.

Морил кивнул; он казался таким же спокойным, каким Митт чувствовал себя.

– Я обращусь к нему, если ты считаешь, что это поможет. А ты приготовься ударить так же, как и в прошлый раз, когда я тебе кивну.

– Вообще-то, я не знаю, какую струну задел. А ведь если мы что-то сделаем не так, ничего не получится.

– Басовую, – твердо сказал Морил. – Вот эту. Она крайне опасна, и я не прикасался к ней, потому что не хотел убивать тебя или сделать еще что-нибудь очень плохое, но я слышал ее звук. Так что просто слегка дерни ее одним пальцем, когда я скажу.