Корона Героев

Три дня спустя Тека принесла Аэрин записку от Тора. Кузен несколько раз пытался встретиться с ней, но она отказывалась разговаривать с ним. Теке не удавалось ее поколебать, а видя блеск в глазах подопечной, она не смела предложить Тору просто заявиться без доклада. Записка гласила: «Мы выезжаем завтра на рассвете. Проводишь нас?»

Хотелось сжечь записку, или порвать в клочки, или съесть, или разреветься. Ночь Аэрин провела в оконной нише, завернувшись в меховое покрывало. Порой она задремывала, а большую часть времени смотрела, как движутся по небу звезды. Ей не хотелось стоять на холодной серой заре и смотреть, как уходит войско, но придется. Аэрин понимала, как сильно ранила отцовское сердце необходимость отказать ей, ведь она слишком молода, слишком неопытна. Но он не мог позволить себе ни малейшего колебания веры в войске, уходящем навстречу Нирлолу, а ее присутствие неизбежно вызвало бы такое колебание. Потому что она приходилась дочерью женщине с Севера.

Но можно хоть расстаться по-хорошему. Жест вполне в духе Тора. Отец ее, при всей его доброте, слишком горд — или слишком король. И сама Аэрин слишком горда, или слишком уязвлена, или слишком юна.

И поэтому она стояла со слипающимися глазами во дворе замка, а командиры конницы и придворные садились на лошадей и ждали короля и первого солу. Войско собралось на широкой поляне за воротами Города. Аэрин казалось, будто она слышит топот копыт, позвякивание удил, видит длинные тени деревьев, лежащие на боках лошадей и лицах людей.

Из-за угла нависающей громады замка появился Хорнмар с Кестасом в поводу. Королевский конь ступал едва не на цыпочках, насторожив уши и высоко подняв хвост. Старший конюх увидел первую сол, без слов подвел Кестаса к ней и вложил поводья ей в руку. Конюший первого солы бесстрастно ждал, держа Дгету. Хорнмар отвернулся, чтобы сесть на собственного коня, ибо уезжал с войском. Но тем самым он передал дочери короля честь держать королевское стремя. Это была не мелочь: считалось, что тот, кто держит королевское стремя, дарует королю свою удачу, и в прежние времена нередко королева требовала этой чести для себя. Однако чаще король сам назначал того, кого считали удачливым, — победоносного военачальника, или старшего сына, или даже первого солу, — держать стремя для него, особенно когда уезжал на войну или в сложную дипломатическую поездку, способную внезапно обернуться войной.

Никто ничего не сказал, но Аэрин почувствовала, как по двору прошел холодок. Некоторые из всадников гадали, не принесет ли ведьмина дочь неудачу в походе, а сама она гадала, не оказал ли ей Хорнмар медвежью услугу. Если войско выступает в ожидании худшего, скорее всего, беда не заставит себя ждать.

Аэрин мрачно держала поводья Кестаса, но Кестаса подобные настроения не устраивали, поэтому он тыкал ее носом, пока она не улыбнулась невольно и не погладила его. Услышав королевские шаги, она подняла взгляд и, встретившись с отцом глазами, поняла, как он рад, что она откликнулась на просьбу Тора. Арлбет поцеловал дочь в лоб, взял ее лицо в ладони и долгое мгновение смотрел на нее. Затем он повернулся к Кестасу, и Аэрин схватила стремя и развернула его, чтобы отец мог продеть ногу.

В этот миг у ворот возникло небольшое оживление, и на гладкие плиты двора шагнул усталый конь со всадником на спине.

Конь остановился, раскачиваясь на широко расставленных ногах, слишком выдохшийся, чтобы уверенно ступать по гладкой поверхности. Его всадник спешился, уронил поводья и побежал к королю.

Арлбет, по-прежнему держа Аэрин за плечи, обернулся к вновь прибывшему.

— Повелитель… — выдохнул человек.

Арлбет склонил голову, словно находился в большом зале, а этот человек был всего лишь первым в длинной череде утренних просителей.

— Повелитель, — опять начал человек, словно не в силах припомнить весть, которую принес, или не смея ее рассказать.

Взгляд его метнулся к лицу Аэрин, которая по-прежнему держала стремя и с испугом увидела свет надежды в глазах человека.

— Черный Дракон пришел, — выдавил наконец пришелец. — Маур. Его не видели много поколений. Последний из великих драконов, огромный, как гора. Маур проснулся.

По лицу человека катился пот, конь его дышал неглубоко и с присвистом, чуть живой после бешеной скачки.

— Умоляю… о помощи. Моей деревни, возможно, уже нет. Остальные скоро разделят ее участь. — В голосе звенела паника. — Через год… через три месяца Дамар может весь почернеть от драконьего дыхания.

— Эта беда пришла из-за Гор, — сказал Тор, и Арлбет кивнул.

Король заговорил после долгой печальной и мрачной минуты молчания, и голос его был глух.

— Как сказал Тор, пробуждение Черного Дракона — беда, посланная нам, и посланная нарочно именно тогда, когда мы не можем на нее отвлекаться.

Плечи у гонца поникли, и он закрыл лицо руками.

Арлбет продолжал так тихо, что никто, кроме Аэрин с Тором и гонца, не слышал.