Но неважно, кто такой Агсдед, или важно только для нее. Все дело в Короне и в том, как преподнести ее историю: первая сол вырвала драгоценность из рук узурпатора, чтобы вернуть в Город и сложить к ногам короля. Но на пока что она, получается, не сделала ничего, и неважно, как трудно ей пришлось. Отправиться в Город сейчас — если вообще соваться домой — значило уподобиться сбежавшей собаке, вползающей в дом с поджатым хвостом, уповая лишь на хозяйское милосердие.
Глаза закрылись, и Аэрин провалилась в оцепенелую дрему побежденного, но вскоре после полуночи что-то разбудило ее. Казалось, земля дрогнула, издалека донесся рокот падающих камней, но, может, это был только сон? «Да, я точно сплю — таких лиц наяву не увидишь…»
У пруда сидела печальная девочка. Белые стены вокруг нее вздымались так высоко, что казалось, облака покоятся на их вершинах. Пологие ступени у нее за спиной вели к открытой двери и в комнату за ней. Остальные стены были гладкие, а плоскую землю вокруг пруда покрывали квадраты белого камня. Длинные черные пряди, выбиваясь из прически, падали девочке на лоб, но она, не замечая этого, смотрела в спокойную воду и становилась все печальнее. Затем Аэрин перенеслась в другой огороженный сад, но здесь вода играла в фонтане, а стены покрывала синяя мозаика. В саду стояла высокая молодая женщина с желтыми волосами, на ладонь выше самой Аэрин, а рядом с ней застыл зеленоглазый фолстца. Следом она увидела трех человек на склоне горы, на маленьком каменном карнизе, заглядывающих в трещину в склоне. Крепко сбитый мужчина с редеющими черными волосами стоял у расселины с застывшим на лице упрямым выражением, а его светловолосый товарищ говорил ему: «Не глупи, Томми. Послушай меня». Третий, молодой, смуглый и худощавый, явно веселился, приговаривая: «Лео, пора бы уже усвоить — спорить с ним бесполезно».
Голоса их почти разбудили Аэрин. Сны сделались более путаными, в них мелькали полузнакомые лица, и наконец она снова ощутила под собой каменистое ложе. Казалось, земля давила неравномерно — плечо, бедро, потом провал, и камешек, которого накануне вечером здесь точно не было, больно впивался в поясницу. Однако стряхнуть сон до конца никак не удавалось… и тут она, ахнув, открыла глаза и села. Стояло утро, костер погас, и не просто погас, а рассыпался, словно кто-то с огнеупорными руками взял его и разбросал. Или земля под ним вспучилась.
И лес пропал.
Аэрин поморгала, но деревья и кусты не вернулись. Она сидела посреди плато, которое привело ее к черной башне. Земля мягко, но отчетливо понижалась к горам вдалеке, хотя Аэрин с ее войском добиралась к Агсдедову утесу по ровной местности. Стоял прекрасный ясный день, небо было высокое и безоблачное, и плато просматривалось во все стороны. Дамарские горы виднелись чуть дальше, чем безымянные северные пики с другой стороны. Охваченная внезапным ужасом, она вскочила на ноги, обернулась, и…
Но нет, черная гора по-прежнему лежала в руинах. Не придется снова ни подниматься по всем этим ступеням, ни встречаться с магом, носившим ее собственное лицо.
Не успела Аэрин сделать десяток шагов, как длинная приземистая черная тень врезалась в нее и сбила с ног. Уже отчаянно нашаривая Гонтурана, она узнала нападавшего: черный кот-вожак пребывал в полном восторге от встречи с ней. Он обхватил ее передними лапами за плечи и стал тереться усато-бархатной мордой о ее лицо, а уж мурчал так громко, что на них грозили обрушиться остатки башни.
Вскоре фолстца позволил ей сесть, хотя по-прежнему наматывался на нее. Аэрин аккуратно ощупала места, на которые упала, и сурово взглянула на кота.
— У меня и без тебя синяков хватало, — произнесла она вслух, и в награду услышала пронзительное ржание Талата.
Следом из-за башни появился сам Талат. Он притрусил к хозяйке и принялся тыкаться в нее носом, а она погладила его по груди, стряхнула с колен кота и наконец встала. При этом у коня вырвался вздох облегчения: когда он в прошлый раз отыскал ее после битвы, встреча получилась не самая радостная. От его шумного дыхания рубашка на ней надувалась, как под ветром, Аэрин теребила коня за уши, а черный кот путался в ногах у них обоих.
— Хоть какой-то прок от моего отсутствия: вы двое подружились.
При этих словах кот мгновенно отстал и с гордым видом удалился. Аэрин рассмеялась.
Они с Талатом двинулись за котом и вскоре пришли туда, где собрались остальные большие кошки и дикие собаки. И хотя оба лагеря по-прежнему держались обособленно, Аэрин отчетливо почувствовала, что между ними царит если и не настоящая дружба, то надежный мир.